Сибирские огни, 1926, № 4

— Ладно. Не нужно. Дух от меня идет тяжелый. Разве я не чую... Куды...л...л... лезешь? Нинель бегло вопросительно взглянула на мужа. Какой-то налет от­ чужденности, легкий, чуть доступный пониманию мелькнул; в его глазах и скрылся под быстро опустившимися веками. Мысли у мужа и жены вспыхи­ вали, реяли и гасли, как сигнальные огни в безбрежной, влажной дали. У нее—смутная обида, боязнь надвигающейся, невозвратимой потери, звериная готовность вступиться за свое всем напряженным, полным воли существом. «Сегодня, сегодня, не дальше, я спрошу его, что это—отчего?». У него— чувство нежности, пока еще не трудной, но постоянно ощу­ щаемой не то зависимости, не то виноватости и толчок отчуждения, муж­ ской холодности к женщине. «Что, если бы у каждого мужчины было две одинаковых женщины. Одна, чтобы любить ее, как жену, другая, чтобы приносить миру детей, много детей». Ушли, тяжело протопав по лестнице. Распахнув окно, Нина высунулась до половины. «Взглянет он наверх или нет. Да, взглянул, кивнул головой». Как на что-то новое, новое и желанное смотрела она на его широкую, пря­ мую спину, сильные руки, усаживающие отца, на развитые весенним ветром пряди легких рыжеватых волос. Уехали. Взвилась летучая пыль, покачивающийся кузов с я^хо-белым номером повернул за угол. Отошла, вздохнув, вновь во власти тревожного, подмывающего бес­ покойства. Распеленала завозившегося ребенка. Крошечные ручки с румя­ ными, круглыми пальчиками поднялись кверху, как два пестика бархатного, белорозового цветка. Широкие, молочно-синие глазки открывались и з а ­ крывались, потешно таращились, словно сшитые, на бедрах ноженки. «Что так мило в этом маленьком комочке? Почему хочется смотреть на него це­ лыми часами? Гладкая; необыкновенно нежная кожица с пушком, как у персика; теплый, прелестный, чистый запах». Но некогда, некогда, некогда! Сбед, груда пеленок. И пусть приучается лежать один. Вернулся Игнатий Гаврилович. — Ты дома будешь? — Нет. Надо в исполком. Ты знаешь—у меня завтра пленум. Я еще за месяц разослал анкеты всем членам уисполкома. Ну, и вот забыл вчера взять. А еще не начинал по ним работу. — А домой нельзя принести. Один день в неделе и то уходишь? — Да, ведь, ехать не на чем сегодня. Как же! Сколько времени по­ теряю... — Хорошо... иди... обед будет готов через два часа. — До свиданья, Нина. Может быть, что-нибудь надо сделать? Опустила глаза, закусила губы и перемогая саднящее чувство в груди, спросила быстро, стесняясь, опустив, как девочка, глаза: __ Почему Нина, а не Нинель, не Нинелька, как раньше? Игнатий Гаврилович покраснел малиново, броско. — Мелочи, товарищ... — Нат, вернись. — В чем дело? __ Нат! Отчего? Отчего?.. Отчего... ты перестал крутить свой вихор? — Нет, я' кручу... — Но не дома... Да. Не дома... Ничего не ответил, улыбнулся без улыбки, ушел.