Сибирские огни, 1926, № 4

ПОЛДЕНЬ Широко раскрыл глаза, окинул фигуру сына с головы до ног, крякнул, не то откашливаясь, не то одобряя. — Игнат. — Голос звучал глухо с трудом, с хриплым выдыхом и ржа­ вым писком выходя из высоко поднимавшейся груди. — Сядь, тут, на табу­ ретку, я поговорить хочу. Что он тебе там сказал? Чем хвораю? — Болезнь почки. Вещь уж не такая опасная... — Слыхал... В воде эта болезнь ползает... раком прозывается. Я как впервой в больнице лежал, грудь резали,—домекнулся. Не дураки. Да ты сядь, сядь, говорю! — В больницу велел... — В больницу? Вези... Старик схватился обеими руками за боковые, вытянутые прутья кро­ вати, приподнялся, пристально взглянул в лицо сыну и, как будто успокоен­ ный, вновь опустился на приплюснутую подушку. — Давно ко мне не приходил. А мне все хуже... За нуждой и то Нина провожает. — Да ты все молчишь. Придешь к тебе, посидишь, с тем и уйдешь. — Да-да. Это верно. Жизнь сватерпасить надо.. Не по отвесу она... Я не раз прикидывал. Как-то не по расчету устроено. Ну, нажился, отработал­ ся, винты стерлись, в шестернях зубья поломались... ну, и умереть бы... А тут—себе обмерзеешь, людям надоешь... — Ты нам не надоел... — Не надоел, ну да и не хочу надоесть... Дожидаться, что ли? А толь­ ко сроду я не хворал, работал... Волгу любил, розлив. До Елаки сорок пять верст на лодке в иную весну, в высокую воду, ехать можно было... А тут солнышко... Я, брат, железный был. С новой силой, влитой в жилы воспоминаниями, старик сел, взял на се­ кунду руку сына в скоробленные, кирпичные пальцы, стиснул, отбросил... — Жили мы с тобой, Игонька... Ведь жили?.. А? Десять лет тебе было, не боле, ты типографию зарывал. А? И никому. Ни слова. Какой сорт маль­ чишка! Я тому рад, что не сдал. В одних мыслях всею жисть... Тебя учил— каркали—не помощник тебе Игонька выйдет... Ан—начхать вам на голову— помощник. Сплю плохо... Вот как пять часов не сплю и шабаш... Мать, жена моя покойница, в этот час меня будила... До чего я гудка шестичасового не любил. А теперь люблю... Как после четырех годов в нашем-то родном Сен- гилее его услыхал, индо слезы канули от радости. Пошел завод, пошел! Вот мыслей у меня много... Я тут—в синей-то обложке тетрадка—чего-то нава- ракал, граблями-то своими. Ты передай товарищам, старикам то-есть. Да­ леко, брат, Сенгилей. Дожди тут. Не по-нашему... Мучительная боль в спине, во всем существе. Мелькнувший на мгно­ вение в глазах старика огонек потух... И морщась от страданий, нелепо со­ гнувшись, он пробормотал, тяжело сопя носом: — Все прошло... ну... и не надо, чего там... Не слова, а выражение лица, звук голоса заставили сына что-то понять, почуять... Мелькнули разорванные представления, догадки; все потонуло в чувстве безотчетной, но захватывающей тревоги. — Отец... Ты... Отец... Ты... ведь... не? — Ну, что: отец... отец? Я.—Анну считать—считать—сорок два года отец.. Нина то дома? — Ушла куда-то с ребенком... наверное в комсомол, соскучилась.