Сибирские огни, 1926, № 4

гнули ей подол—да пеплом-то горячим по ее-то ведьмовскому брюху и посы­ пали. И, слышь ты, прошло, как рукой сняло. Вот, брат ты мой, была потеха. Из волисполкома в открытое окно высунулся бритый—и волосы на го­ лове серые и торчком— помощник волостного секретаря и смотрел бритый на мужиков, к жилки, что около глаз, подергивались, и губы выжимали: «Гм... гм... гм...»,— потом голова вылезла из окна, за головой желтая грудь, сел пом- секретаря на подоконник и передернул всеми жилками, что около глаз: — Грейтесь, граждане. А пролежите вы, граждане, свою республику. Проспите республику на солнышке. Мужики со спин перевернулись на локти: — А що, пане, сам проспал Варшаву. Не думай, пане, що и мы таки-ж. Ох, пане, не проспим республику. С подоконника прыгнул помсекретаря к мужикам и понес то, что кричал на этом же самом месте каждый день, и мужики знали, что скажет он, и на­ перед хохотали, а помсекретарь рассерженный через окно убегал в кан­ целярию: — Да чсрта-то вы понимаете-то! Социялисты-то вы липовые. Варшава, Варшава, поляки. Историю-то посмотри. Гм... гм... гм... Социялисты! Чорт дери твою душу... Я сам социалист , сам. — Ну, наяривай пока паньска не сгинела. Хо-хо-хо! Ха-ха-ха! Держк ево. И помсекретаря от мужиков сразбега на подоконник и свалился в кан­ целярию, где губы его выжимали: «Гм... гм... гм...» и подергивались жилки его. что около глаз, и от этого волосы его день-ото-дня редели, и день-ото-дня бе­ лели его волосы. Маруся в волисполкоме, и за ней мужики скопом, а помсекретаря Адам Михайлович подставлял к столу дырявое писарское кресло, у которого спинка сломана на дрова, а обивка на растопку. Волпред в переднем углу, там же Федор Петрович, который тонул лы­ синой в мужичьих плечах и выплывал, вытягиваясь на носки ботинок: — Напрасно так говорить. Послаблений делать нельзя. Кто виноват— ответит. Если все за одного, а он виноват—все виноваты. Тяжело? Трудно’ Кому-ж это легко-то! А жизни если отдавали люди! Да ведь я из деревни, и разе мне не больно. Да если нельзя добром. А если нельзя так, тогда по зло­ бе нужно. Никому спуску. Волсекретарь поднимал ведомости и мужикам: — По предписаниям, если еще злостное там, ну, дак, все имущество. Скотина, лошади, машины и пашня. t Маруся раздвинула толпу и с листами ведомостей стала вкруг мужиков и горела и говорила: — Спрашиваю вас, товарищи, в последний раз. Вот бумаги, где все за­ писано. В последний раз спрашиваю: кто скрыл пашню— говорите. Кто ска­ жет сейчас—не поедем обмеривать полосы и не будет конфискации. Мужики отвертывали липа и сплевывали на пол. ...Маруся поднимала голос о том, что город—производительный центр, который вместо хлеба дает обувь, ситеи, рубахи и юбки, и что те крестьяне поддерживают новую власть, которые сами несут налог, и что не было бы насилия, если б все дружно работали, помогали, и тогда не было б ни властей и ни бумаг... М ужик может стоять, думать, не затыкая ушей от жужжания слов— и так мужики стояли, не тронувшись и после вторичного опроса: