Сибирские огни, 1926, № 4

— Люблю Мопассана. Такие у него пикантные анекдотцы, что просто пальчики оближешь. Прочитаешь эт ак рассказов пяток и хочется ехать к девочкам. В библиотеке некий самоуверенный читатель упорно спрашивал: — Нет ли у вас сочинений Дрейфуса? — Нет. — Ну, как же так! Это же известный французский писатель. Золя и Дрейфус—их собственно двое. В книжном магазине: — Сколько стоит книжка-то? — 75 коп. — Отдавай з а полтинник. Может в ей всей премудрости-то на четвертак. Сверху-то ведь не узнаешь. Комната слушательницы музыкального техникума. На маленьком «дам­ ском» столике рядом с портретами Бетховена и Шопена— портрет Байрона, в рамке из красного дерева. Перед Байроном—в узком граненом бокале искус­ ственная темно-красная роза. Спрашиваю: — Вы любите Байрона? — Еще бы! смотрите, какой красавец! Неужели он был хромой? Ведь это ужасно! При таком лице—-и хромой. Она не могла процитировать из Байрона ни одной строки, не знала ни­ чего о «Каине» и что-то смутно прощебетала лишь о Чайльд-Гарольде, «кото­ рый в плаще и еще путешествует». Из клубной жизни 1920 года. Распорядитель концерта из рабочих анонсирует перед публикой., про­ грамму: — Стихотворение товарища Пушкина. — Музыка товарища Римского-Корсакова. Присутствовавшие интеллигенты рассмеялись. Рабочие и красноармей­ цы горячо апплодировали. Я подумал: то, что рассмешило нескольких человек, сделало эту аудиторию е ее большинстве интимнее и ближе к обоим гениям. Разве это плохо: почувствовать Пушкина или Римского-Корсакова, как своих товарищей?.. Театр и кино нередко вульгализируют литературу. Разговаривают две дамы: — Завтра надо в театр. Идет «Анна Каренина»—бенефис декоратора. На афишах написано, что в последней картине по сцене будет проходить поезд. — О, это любопытно! А ты читала «Анну Каренину»?. — В том-то и дело, что нет. Очень уж длинная, кажется 4 тома. Целый месяц надо читать, а ту т все в один вечер узнаешь. ... Бездарнейшая переделка «Анны Карениной» шла много раз во всех театрах и многим, вероятно, заменила роман.