Сибирские огни, 1926, № 1 — 2
Зрмий поцеловал руку Софьи Александровны, бормоча: «Не буду вам мешать»... и еще что-то. Ему было почти ж утко . Старуха обрадовалась, по целовала в лоб. — Вот дети!— воскликнула она.— Это авиатор! Тот, который прилетел к нам на большой птице! Вот видите, какие люди бывают у буржуек!.. — Софья Александровна,—опять прикрикнула девица,—вы обещали!.. Эрмий захлопнул за собой дверь. Были сумерки. В небе, нестерпимым зовом, плыла вечерняя Венера. Он шел по знакомым плитам та к же, к а к ле тел через Великий Океан. Кругом было такое же неясное, нераспознаваемое вещество, к а к эта улица. Он видел звезды и слушал рев моторов. И еще была память: кипарисы -факелы мрака, пальмы— «фейверк вееров»,— цветы вели чиной с голову женщины и, о т огромной звезды, в море—светлая тропа, точ но это не звезда, а маяк. Мир! Мир! Мир!.. — Ты за нее не заступайся! За такую шваль не заступайся! Я ей в морду дам и все! Эрмий остановился. Булькал рояль, светили фонари: «НЭП». Он вошел. Таперша жарила «Пупсика». Люди советских пивных, одинаковые везде, смо трели на Эрмия. И, в первый раз в жизни, ему стало неловко, что на нем хороший костюм. — Вам ка ко го : пильзенского или мартовского? Голос был знакомый, ка к плевок. — Литр!— сказал Эрмий. Рядом сидел извозчик, башкир. Эрмий, ка к в детстве (этот город— дет ство), спросил: — Извозчик, ты билибеевский? — Моя? Моя— Билибей... Эрмий пил залпом и смотрел на тапершу. Подкрашеная полная женщи на. — Т а к это и есть это!— Ему хотелось уйти. Мир вокруг был иррациона лен, он не мог войти в координаты его точного мозга— победителя; но ему было жаль сделанных усилий. Им опять овладело странное ощущение э кзо тики... Ах, качнуть так немного, развеять и чем это не кабачок в Коломбо? Вспомнил, ка к любил он в детстве «Музу Дальних Странствий». Теперь, кра савица была его, по праву, он вернулся и видит: вот она, страна тысячи и од ной ночи, здесь!— Впрочем, разве «Билибей» это не— «Билли-Бэй», и разве «Башкирия» не звучит также, ка к «Мадагаскар»? Мир! Мир! Мир!.. Таперша отлупсикалась. Эрмий почувствовал все свое тело, сильное, чистое. Теперь она его видит. Смотрит, разумеется, та к: «Хорошо одетый молодой человек»... Полная рука шмыгнула в сумочку, достала зеркальце— взбить свои коки-завитоки. Эрмий проглотил остатки пива: надо кончать! Он встал и пошел прямо к ней, через проволочные заграждения взглядов. Она стала краснеть и бледнеть, суетиться и вдруг закричала, точно броси лась вниз: «Эря!». Он отступил на пол-шага, подумав,, что она может бросить ся ему на шею, протянул— далеко вперед— руку и, улыбнувшись, ка к японец, вежливо сказал; «Здравствуйте!». — Я сейчас,— метнулась она.— Выйдем поговорить. Не здесь же! Она, ка к на сцене, прошла сквозь кумачевую стену, вернулась в шляпе, с зонтиком . За ней вышел татарин, поглядеть на малайку-летайку. Авиатор галантно пропустил тапершу вперед, чтобы она не уцепилась за руку. Тогда, от одного из столиков, взвился черненький юноша: — Вероника Петровна, а ка к же вы-с?.. мы-с?.. — Тоси к!—взвизгнула она и вышла.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2