Сибирские огни, 1926, № 1 — 2
— Собаку, собаку возьмите!— истерично закричала дама с гигантской гребенкой.— Кровь! Кровь лижет! — Извините, сударыня, это не собака, а медведь и не кровь, а мороже ное,—сказал Бочаров.— А вы не волнуйтесь: не ваше ту т дело. — Ай, укусит, укусит!.. Бочаров столкнулся с девушкой, державшей медведя. Она отвернулась. Бочаров стал пятиться, тереть лоб, потеть. Нестягин производил комсомоль скую мобилизацию, чтобы опрокинуть самолет на хвост. Авиахим обошел аэроплан, забрался по наклонившемуся скользкому крылу в кабинку. Сердце его нехорошо билось. Пилот лежал, свернувшись на коротком кресле, закрыв широкой грязной рукой глаза. Бочаров присел рядом, на корточки. — Слышь,—сказал он тихонько.— Я долетался до чертиков. Я опять увидел твою Лидку. Под синей ясностью— весь нижний мир. Гигантский горизонт—‘застыв шая морская сказка. Ясные кряжи белков. Позади остались орды кочевников, кри к верблюдов, раскосые глаза, блестевшие ужасом и восхищением... и весь запас покрышек, изодранных о лошадиные челюсти при посадке в Кобдо. Немец, начальник участка, был не виноват: кости натаскали монгольские волкодавы. Змеиное тело Табык-Богдоула скрылось за правым крылом. Еще не сколько минут свирепого натиска двенадцати лопастей и внизу будет новая часть света—Россия. Эрмий Бронев улыбался. Впереди был Алтай, последнее препятствие на пути их триумфальной прогулки. Эрмий взглянул на капитана Левберга, си девшего рядом, за параллельным управлением. Капитан откусывал кончик си гары, лениво поглядывая в синь. Он был уверен в моторах, ка к в своем сердце. Стрелка альтиметра поднималась над цифрой 4,— 4000 метров. Винггонмотор- ная группа аэроплана была рассчитана приблизительно на такую же высоту. Грудь жадно глотала редчайшую морозную свежесть. Солнце, плывшее низко над восточными хребтами, еще не утратило пламенного цвета утра. В лиловых и голубых волнах, ка к позолоченные рога, вздымались вершины Белухи. Их зеркальные снега резко выбрасывались над гривой Катунеких гор, подобно оледеневшей пене древней титанической бури. Внизу, по краю замасленного кожаного борта, медленно текла зеленая бездна. Редкие оранжево-розовые облака жались к синим и сияющим вершинам, словно развеянные клочья одной и той же дымчатой субстанции мира. Снежные хребты придвинулись ближе. В лицо дохнул более суровый, су хой холод. Россия. Эрмий улыбался;— это высота вызывает невольную улыб ку. Он нарочно уклонился о т высчитанного курса, чтобы приблизиться к снежным пирамидам. Левберг покачивал головой, но был равнодушен. У лево го края крыла заклубились льдистые скаты. Эрмий хотел сделать круг над од ним из пиков; но на северных склонах были грозовые тучи, и авиаторы на сторожились. В горном лабиринте молочно-зеленой нитью Ариадны вилась Ка- гунь. Один из борт-механиков, радио-телеграфист, подал только что приня тую записку: «Облачность два. Погода благоприятная». Вдруг Левберг крикнул, протянул вперед р уку. Второй аэроплан повер нул— знак тревоги,— начал снижаться. Через минуту Эрмий летел над ним, вглядьшаясь в глубину. На самом дне, в середине яркого луга, глаз пилота сра з у заметил белый круг— знак аэродрома, безопасности, отдыха. Аэродром! в
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2