Сибирские огни, 1926, № 1 — 2

Петрович вторил, а больше сокрушался о позабытых сухарях. — Да брось ты скулить... Хрен ли в них, в сухарях-то этих? Зимовать мы тут будем?.. Утром поедем, да артель соберем, да такое дело откроем... Петрович не слушал, смотрел на север, на небо. И сказал, ка к сумел, равнодушно: — Глотнь-ка, Михайла, будто морок хочет собраться? — Похоже на э то ...— зевнул Тоболяк и, закурив от костра, развалил­ ся добродушный и широкоплечий. — Спать давай... — Дьявол ты, дьявол... — подумал Петрович и молча свернулся... Громовой удар и холодный ливень. Вскочили оба и враз отрезвели от сна. — Под лодку!..—вспомнил Тоболяк, удерживая шапку. Ахнуло молотом в мрачное зеркало неба и слепяще мигнула ночь. Запомнилось— остров, как горбик, и кругом белесые языки... Прижались под лодкой, а сверху дробно шпарит в бересту. — Держись за землю, да лодку держи—сорвет! Мать твою за ногу-у!..— оголтело орет tvw V mnik .—вот та к запистонивает... — Держу-у!—без мыслей отзывается Петрович и всей силой жмется к траве. Шквал пронесся, остались дождь и тьма и близкие, шумные всплески. Отошел и Петрович: крыша не улетает, значит не так уж плохо. Даже насчет Илъи-пророка сзубоскалил: — Чаю он с вечеру, видно, обпился... — Ага,—охотно соглашается Тоболяк,— сверху-то ему удобно! В тебя наметил... День приходит в дожде и буре. Облака, бесконечные свитки суконных лохмотьев, катятся, катятся— расстилаются. Низко и плоско кроют ревущее озеро. Пробор за проборами, длинными грядами чешет ветер пенную ширь. Треплет, валит траву, свистит вдоль ушей. В дыме брызг и тумана качаются белые копны. Сотни ладоней выпле­ скиваются из глубин, на тысячи манер хватают, цапают, закидывают слепые лапы. А в версте от острова— хоровод взбесившихся чудищ: пляшут, ныряют, желтые от разболтанной грязи и пьяно бушуют снежными гривами... Там мель, там гибель. Тоскует Петрович. Тоболяк с удивленным любопытством смотрит на бурю. — Эт-то... да! Крепко берет... —• Михайла... а Михайла? Когда же уедем-то? И сам боится; а ну-ка ляпнет— сейчас! — Теперь и на доброй посудине не уедешь! А пошто мы на ветре торчим? Айда-ка работать, там тише... Вот верно. Все-таки правильный мужик Тоболяк!.. И опять ковыряет Петрович лопатой, возится с промывкой. Золотины— чаще вчерашнего. Но сейчас ему золото— ка к больному обед. Скучное стало золото.