Сибирские огни, 1926, № 1 — 2
■ Большая Вода... — Над озером это туман...—благоговейно говорит Михаила. И упрямо1идут все дальше, все выше. Соболиным царством проходят по серым распадам каменных груд, по острым угольникам окал грузных и шат ки х , гулко звенящих. Обрывается глыба— с хрупом и с хряском, с тяжкими охами переваливается по уступам и, быстрей, вприскочку, черной бомбой мелькает по скату и бежит за ней каменный топот, и свистящим шумом- гу дят вдогонку утесы... И выше, оленьим царством' проходят. Здесь пьянящие дали, прохлада и ясность. Здесь ленивы горы. Полого всколыхнулись увалами, испятнались мазками снега. Береза упругим кустом не хватает колен человеку, выстрел хохочет, ка к гром Эрдак-хаш , а в круглые чаши порфира пали из неба ла зурные диски озер и тоскуют по невозвратно покинутой выси... Под ногами захлюпали: лужи, скрытые мохом. Развалилось долиной на горье. Вправо и влево ушли недоступные купола. Камень-дикарь прорвал мо ховые шелка, точно зубы гнилые кажет подземное чудище. Останавливается Тутэй у черных зубьев, развязывает кисет. Бормоча непонятные наговоры,, достает щепоть табаку и бросает на землю. И стоит с бесстрастным, ка к вечность, монгольским лицом., обратив шись к широко раздавшимся впереди тростникам. Машинально снимает картуз суеверный Петрович, и Михайла, не гля дя, опускает руку на шерсть приласкавшейся карагасской собаке. Большая Вода... Жаром пышет песок золотой в черном донце Михайловой шапки. Тутэй на корточках курит кривую трубку, а у Петровича рот открыл ся и глаза поглупели. — Это. вот погляди,— усмехается Тоболяк, лукавый фокусник, и вы вертывает мешечек-аях. И тяжелые самородки вываливаются в золотой песок, важные, уверен ные в своей драгоценности. — Да... Михайла,— не верит Петрович,— откуда же это? — Вон оттуда, парень,— рукой на тростник,—с озера, голова!.. И добавляет в тихом торжестве: — Даром што-ли, к Большой Воде мы перлись?.. Петрович испуган. Неуверенно пальцы берут самородок. Душа его пой мана, ка к лисица. Она еще побьется, потрепегцет, «о уже не изменит своей судьбы. — Едем?!.— пришибает вопрос. Цокают губы, слов нужных ищут, и вдруг оправдывается плаксиво: — Чо же делатъ-то будешь? От нужды куда девашься... И ломает себя шутовским, удалым и горьким смехом. — Поеду, Михайла! Где наша не пропадала... Дома-то самовар один, да и тот без задницы! У воды, ка к длинные желтобрюхие рыбы, выползли на берег две тун гусские берестяные лодки. Это Тутэй нашел их здесь на старом, давно покинутом тунгусами стане. Это он заклеил их смолой и исправил Потому что сам ловил ту т рыбу, потому что друг Михайла, спасший его о т медведя, просил об этом, подарив бутылку крепкого самогона и пачку патронов к берданке. И саму берданку, короткую и точную винтовку, подарил ему также Михайла. За то, что Т у-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2