Сибирские огни, 1926, № 1 — 2

И начал есть ушканов. И народу Хиндумэй не на чем стало ездить вер­ хом на промысел... 1 У карагасов был молодой охотник и -шаман Юнона. Ночью пришел к нему сам Кудай и был он в белой шубе и от этого было светло итти Юнону по лесу. Он увидел следы черного волка Аза, пошел за ним и убил его. И не стало у народа Хиндумэй пожирателя ушканов и наступила большая радость. И сказал народ Юнону:—вот, мы приедем к тебе и за то, что ты сделал для нас, дадим тебе воду, от которой живут. И приехал народ в землю Юнона, к юртам его племени. Т ут вышли женщины племени и увидели людей таких маленьких, ка ких мог поднять и возить ушкан. И стал смеяться над ними и говорить: — Малы они и скот у них мал... И осердился тогда народ Хиндумэй и вылил речную воду на пихты, на ели, на кедрьг и сосны. И деревья начали жить всегда, а люди помирать. Вот что сделали неразумные женщины! — Ладная сказка,—одобрил Михайла,— а ты еще бабой манишь... Так как, утром на Большую Воду?.. — Большую Воду!.. — На остров?.. Тутэй засмеялся, заморгал, закачал головой: — Плохо на остров... Плохо, вода большая— шшу-у!..— взмахнул он руками,— друг потонет и Тутэй потонет... Встал озаренный костром и обвел руками ночь: — Везде вода... Большая Вода!.. — Ты же ходил туда?.. — Не ходил. Тунгус ходил. Он был шаман. Карагасы туда не ходят... — Опять— двадцать пять!— досадует Тоболяк. Срывается каждый раз. Не первая это беседа. А ведь жег лежавший в азяме тяжелый мешочек,—аях. И жгла глухая тайна, в туманах спавшая среди озера. И не первую бутышку самогона привозил он Тутэю , и не первую ночь просиживал у костра, со страстной тоской глядя на далекое Белогорье. И, в ' слабости своей признаваясь перед ночью и тайгой и полупьяным карагасом, говорил: ^ — И раньше туда тянуло... Да все сбивался. Промысел близкий был— пошто нивесть куда итти?.. А теперь,— душа не терпит... Тутэй, завтра веди на Большую Воду,— сами поедем! В полуденный час бесконечной тишины и солнечного ликования вышли они к незнакомой речке. Без тропы, без проходов, скалами и тайгой, по студеным бродам, сле­ дом за маленьким коричневым карагасом. Вышли к границе, зимами блещущего, Белогорья. Горы, ка к сытые львы. Величаво бросили на долину тяжкие лапы гра­ нитных отрогов и спят. Спят туманы над ними кудрявыми стайками. Длин­ ный облачный полог срезал вершину и висит недвижно. К нему протянул Тутэй свой палец: — Большая Вода... Потно горит лицо у Михайлы и молодо побелело вокруг синих, восхи­ щенных глаз. И лицо у Петровича в жестких переломах улыбки, играет ноздрями и колким усом.