Сибирские огни, 1926, № 1 — 2
Обратный рейс. После маленькой открытой лодки, где или нестерпимо жжет солнце, или насквозь просвистывает ветер и промачивает дождь, где немыслимо просидеть десять минут без густой сетки на лице или едкого курева от комаров, где не возможно' двинуться с места, чтобы поразмяться и, что хуже всего, вечно пе ред глазами1видеть уставшие, почти изнуренные к концу долгого станка, фи гуры гребцов,— — хорошо очутиться на пароходе! Теплый уют, свет, чистота «Китая» кажется мне теперь верхом совершенства. Немножко странно и приятно. Странно слушать игру на рояли в салоне и радостно смотреть сквозь зеркальные стекла из мягкого кресла, ка к заливает холодный осенний дождь мокрые желтые берегаисерую реку: меня он не мочит Но прекраснее всего машина. Спокойно', четко и неуклонно делает она свое дело. Не для меня, а вообще так нужно. Я растворяюсь в* общем челове ческом присутствии. Я освобождена от тяжелого, всегда сопровождающего на окраине чувства противопоставления туземцу: русская из стана победивших. Неприятное ощущение, никем не1высказываемое, но всегда существующее. Вечером встречный пароход. Уже из-за поворота за талами увидели вол шебный огненный хвост искр, услышали шум колес к бьющих от них берег волн. Теперь из чистой мглы равномерно движется к нам, ка к гигантская, пере ливающаяся огнями, брошь. У перил два полупьяных пред’рика, они слышат мои слова: — Хорошо, если бы остановить, может быть, письма, телеграммы... — Остановить, вам надо остановить? Сию минуту. Товарищ М... идем на мостик. — Нет, пожалуйста, это неудобно... — То есть, что неудобно? Пред’рика молод, азартен. Он не трезв от вина и чувства власти: две гро мада со сложными машинами и предначертанным путем на темной непокор ной воде повернут туда, куда скажет он. — Что— не хорошо? А может быть, у меня экстренное секретное отно шение? Встречный пароход загудел независимым басом. С нашего рупор: «Подой ти, есть секретное сообщение». Сразу не понимают, но вот идущий по реке пароход медленно и тяжело вато делает полукруг. Рассекает черную воду, огибает корму нашего парохо да и становится борт о борт с нами. Черный бархат реки, где-то' исчезнувшие в ночном молчании пустынные берега Оби,— все освещается непривычным скоплением огней. Силой двух ма шин рвется и пенится вода, бьется о темный песчаный берег, и пена волн при носит к подножью тихих тальников шум и свет. На том и другом пароходе шум и недоумение. Пассажиры довольны: раз влечение. У меня в руках телеграмма. Пред’рики кого-то вызывают, с кем-то говорят. По- сцепившимся светлым бортам оживленное движение. Перегова риваются, перебегают с парохода на пароход. В салоне прерван поздний ужин. В сонном уже третьем классе просыпаются удивленные, почесываются, зева ют, полюбопытнее бегут на другой пароход.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2