Сибирские огни, 1926, № 1 — 2
— Хоть и очень боязно, но вот и вы меня ободряете. Нужно ехать нам в Черный Ануй. С остяками нужно приветливость хранить, и жена моя страдает от этого. Вспоминание у «ее ужасное об остяках. Обидели ее когда-то случаем и никак урезонить не могу. Много годов прошло с тех пор, лет 13-ти была, ну, правда, очень много вынести пришлось ей. Вот уедут остяки ваши, а она уже ночь всю плакать будет... Мосейка. На высоком яру заколоченный двухэтажный дом. Место хорошее, но какое-то не остяцкое. От воды длинная полоса луга. И яр очень высок. Но красиво: солнечно, цветет кипрей между густым малинником. Только комара должно быть много— густой стеной леса охвачен дом. Новый и пустой. — Чей опять дом, Николай? Русского? — Ни русский, ни остяцкий,—смеется Николай.— Мосейкин дом. Узнаю, что Мосейка— остяк из Пеноровых юрт. Отделился от брата. Уходил на промыслы. Далеко зашел за Демьянское. Там свою «комсомолку» и взял. — Чего смеешься, если «комсомолка?»— спрашиваю. — А такая комсомолка, что со всяким мужиком убежит. Тьфу, а еще комсомолкой назвалась, приехала. Есть у нас такие «комсомолки», в стряпки к вдовым мужикам нанимаются, не хочу я про нее и говорить, язык марать. Лицо у Николая скуластое. Полные губы крепко стиснуты и под темны ми сдвинутыми бровями молодые глаза блестят темным звериным блеском. — А Мосейки-то почему захотелось ту т поселиться? — А вот захотела и захотела. Да долго не нажили. Опять пошел на про мысел Мосейка, а девка еще запасного' мужа захватила. Вот баба в Чекино расскажет, куда муж ушел. Но в Чекино бабе не очень-то хотелось рассказывать. Был вечер июльский, комариный. Гнус не давал покоя и на берегу нельзя было быть. Увидала только, что где стояло раньше пять изб, остались лишь следы от них. Все раз’ехались, кто куда. Подоглу в этих местах не живут в одном месте. Николай с Семеном покрыли от собак лодку тисками и, поставив кругом себя курево, варят уху, а я сижу в избе и разговариваю с бабой. В крошечные, умазанные кровью давленных комаров окошечки вижу бесконечные извивы реки и урман, урман кругом. В маленькой избенке шесть ребят и худая красивая баба. Какая-то жест кость в смуглом резе лица. Кругом на далеком урмане одна и шесть ребят! — Хорошо— мальчишке 16-ый год— он и кормит. Сейчас карасей ло вит на озере, потому и дома нет. Зимой промышлял с остяками, 2-х лосей до был, 30 белок, 4-х колонков. Разве этим прокормишь? Вот коровы есть, ими и живем. Мужика уже год нет. Ушел с Мосейкой. — Зачем ушел? Но. баба не раскрывает сердца: — Новые места пошел искать, видишь, все ушли, ка к жить? Сказал: пока нового места не найдет— не ждать... — Да, знаю... Быстро двигается хозяйка, ставит на стол сметану, жареный кар тофель из печи, ржаной хлеб, самовар. У нее движения жестки и решительны. А за захватанным мутным окошком 15-ти летняя девчонка ее
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2