Сибирские огни, 1926, № 1 — 2
Идем к заимке. Об’ясняю, зачем приехала. Слушает. Делает вид, что верит. Насторожен. Идем солнечной изумрудно-зеленой поляной. Возле березовой опушки мелькнул белый платок. Он повязан узлом' под подбородком, а за плечами у женщины берданка. — Это коров пасет, от медведя, очень скотину губит. Надысь перевезли на ту сторону коров, он там кричать зачал, мы в лодки с ружьями обратно, а он пока на этот берег переплыл, да двух быков задрал. — Марья, гони скотину домой, да сама поди обо1 лакайся гостей встре чать,— крикнул он женщине. Пашка, помоги матери скотину загнать... — Извинйте, к воскресенью женские прибираются, только что пол до мыли... Возле домика чисто, солнечно. Цветник и огород изумительно пышный. Три прекрасные лайки встречают хозяина. Женщины показались и суетливо спрятались. Одеваются. В избенке чисто. В горнице большой стол. На окнах цветы и старообрядческие книги. Моих остяков не узнаю: входят вежливо, садятся у двери, не свертывают обычной цигарки. Женщины выходят, здороваются. Старуха-мать в сарафане с лямками смотрит на меня очень неприязненно. Жена та, что видела издали с берданкой, полная красивая, но бледная, и в глазах от темных кругов или от чего другого что-то не крестьянское, глубокое. — Седни вторник, завтра у нас среда, наше воскресенье. Завтра бы за ехали, всем бы свеженьким1угостили, а сегодня простите. Не трудно простить: суетливо бегая в сенцьг, кладовочку и кухню, хо зяйки подали нам первые свежие огурцы, залитые сметаной, творог со смета ной, суп с лосиной, слоеные пирожки с тыквой, малину и голубику в холодном топленом молоке. С большим удовольствием уплетали все явства мои ямщики. Хозяйки то и-знай подносили полные тарелки пшеничного, редкого для остя ка хлеба. Я встала раньше и вышла за хозяйкой в сенцы. Полки полны туесов и туесочков. Масло, сметана, мед, ягоды. Не зря мои ребята говорили: «эх, доехать бы до староверов, вот кормят' • Зимой сколько остяков на Тарскую сторону ездют— всех кормят, только ку рить из иэбы выходить. А сами приедут куда, ничего не едят. Кончится своя харча и до дому голодный будет». — Как же это вы, староверы, а чужих людей из своей посуды кормите, ведь у вас это грех?—спросила я хозяйку. — А мы остяцкую посуду особую имеем. Уж извините, и вас из нее кормим,—ответила мне хозяйка. С улицы шмыгнула в комнату простоволосая девочка лет 7-ми. Я вошла за нею и села у окна. Девчонка была забавная. Отцовские синие глаза, почти бесцветные волосы и хмуро насупленные черные брови. Смотрит исподлобья и говорит уверенным басом. Она поставила, передо мной туесок со свежей- княжникой. — Сама делала туесок и вам собрать гостинцы побежала. — В урмане живет, а никого не боится,— улыбается старовер. Ну-ка, Аннушка, покажи гостье ружье свое. Аннушка засмеялась и полезла под лавку. Взяла на прицел самодельное деревянное ружьецо. — Я нынче зимой с Пашкой и тятей в урман пойду,— пробасила Аннушка.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2