Сибирские огни, 1926, № 1 — 2
Долго найти не мог. Только на третий день обласок у воды увидел, а на берегу в пологу остяченка с девкой спит. Ружье из обласка старовер в реку бросил. Подошел к пологу, топор увидел и туда же кинул. А девка не спит. Как выехала, ни разу не спала. Все слышит. Он ей тихонько говорит, чтобы вылез ла. Хотел остяченка сразу в пологу порешить. Стала вылезать, а остяченка услышал. Соскочил и схватились. Бились, бились... Но остяченка вырвался и побег. Старовер из своего1ружья вдогонку выстрелил и руку остяченку про стрелил. Сам B3jfti девку, домой увез и народ позвал остяченку нагонять. Много народу поднялось, и русские и остяки. По крови и бежали. Остя ченка бежит, с руки кровь льется на кусты и на земь, след дает. Стегами стали гнать. Стеги большие. С елову мачту. На дереве доста нут и в кусту достанут. Кто ближе, шестом бьет. На третий день остяченка изголодался, из руки кровь стал пить. Отбежит, отбежит и к руке присосется. Пять дней гоняли. Били страсть! Поймали и стали пытать. Ну, ника к не говорит, что убил староверов. Головешки горячие в рот клали. Пятипудовую гирю на брюхо становили. Ве шали, в яму садили. «Закапывайте, говорит, ничего не знаю». Привезли его к Ивану Маркелычу на заимку, увидел это он на столе ко рочку хлеба, потянулся за ней и говорит: «Зарезал я староверов, хлеба мне дайте». Ну, взяли его и в Томск увезли. Посадили в тюрьму и кончили там. Году не прожил— помер. Остяк тюрьму не терпит... Только уже на станке, расставаясь с моими ямщиками, я вспомнила спросить: осталась ли жива Староверова дочь и куда она делась. — За старовером замужем. Живет хорошо. Только остяков машенько бо ится. Наверху будете—увидете... Был почти последний станок. Истомленные долгой трудной дорогой и жарой, мы с трудом добрались до него. Мои возницы— два остяка давно меч тали о староверовом станке. Мы сильно изголодались. Только вначале попа дала на спущенную с кормы «дорожку» щука, а потом' чай и черный хлеб. Ре бята обещали у староверов и свежего лосиного мяса, и масла, и' вдоволь молока. Наконец, дошли. День был исключительно жаркий. По ложбине, при впа дении маленькой речки, шли два человека. Один сильно выше другого.' — Староверы куда-то уезжать хотят, к обласку идут. — Греби скорее, чтобы не уехали. Но люди заметили лодку. Остановились возле обласка, руки козырьком к глазам сделали и смотрят. Двое мужчин. На головах холщевые колпаки от комаров, на солнце и зелени сияют, ка к шлемы из фантастического металла, и такой же белизной сверкают в руках большие широкие берестяные совки. Мальчик лет пятнадцати. У отца в окаймлении белого холста красивое правильное лицо. Длинная русая борода прячется под шлемом. — Здравствуйте! Уж скажите сразу, кто вы такие, откуда, зачем при ехали? Смотрю пт удивляюсь. Вообще редкость, чтобы русский в вершину реч ки забрался, а тут, вижу, женская... Уж извините, очень любопытно, в чем дело? — Вы куда собрались-то?— спрашиваю в ответ. — А вот отсенокосили и хотели, пока солнце не' сядет, по ягоды сходить. Мы разговариваем и выгружаемся из лодки. У старовера зоркие синие глаза. Пытливо и неотрывно смотрят они за мной, за моим багажом.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2