Сибирские огни, 1926, № 1 — 2

На берегу возле крытой лодки на поляне уже ярко горел костер. На нем стоял котел, над ним опрокинулся чугун и из продырявленного дна его торчал ружейный ствол и загибался в кадушку. «Баба не начальство»—и я долго сижу у костра в общем круге. Каплет хана в кадушку и тут же теплая черпается в чашки. Совсем осовел Григорий, Афонька уже где-то на горе поет песни. Пьяна Игальякова баба, пьян ее мальчишка, и только девка 13-лет тихонько сидит на носу на­ шей лодки, смотрит, ка к пьют, смеется, но не пьет. Ее зовут все время, но она качает черной головкой. Не любит хану. Удивительная девчонка! Пристает ко мне Игальяков: «пей и пей!». Афонька нетвердой походкой снова идет к костру. Лучше уйти. Тихо подымаюсь к заимке. Вверху у амбара остановилась. Совсем тем­ ной стала ночь. Падают звезды... Ко мне, чуть качаясь, подошла Игальякова баба. Ходила на зимовку звать староверов хану пить, но хитрый старик, видно, и бабу за начальство считает: — Тебя боится Авдей, не идет пить. Всегда нас поит, денег много берет. Ну, пущай пьет, мне не жалко—остяк всегда угощает. Не идет... Я уже отошла, но остятка догнала, вцепилась в рукав, близко, близко, непонятное азиатское лицо. — Старовер спину резал, теперь велит приехать еще шкуру везти—бу­ дет ногу резать. Может, совсем отрежет, ка к без ноги? Скажи, отрежет, нет?.. Не люблю запах водки. Резко отстраняюсь от бабы, хочу отойти, но вцепилась еше крепче и уже не шепчет, а кричит в ухо: — Афонька говорит: русскую резать надо, худо будет, всех записала. Седни ночью с Григорием тебя резать будет. Я вырываюсь и кричу: — Поди, спи, пьяная старуха!.. На душе камнем слова. Бред или верно? Афонька уголовный тип, Гри­ горий в лоск пьян. Все может быть под крышей старовера. Но иду спать. Влезаю в недостроенный сруб дома, здесь раскинула полог сноха Парасковья, тут же расставляю свой. Парасковья долго рассказывает мне о своей свадьбе, о тарской деревне. Сплетничает на Нюрку. — Староверы эти, мирские, не любят у девок ребят. Другие бы или девку, или ребенка порешили. Однако, стариков ребенок-то? — Как стариков? — Да Авдеев, отца-то ее. Предо мной встают глубоко сидящие неприятные глаза. Теперь вспом­ нила. Когда-то на пароходе от Тюмени к Тобольску ехала одновременно с Распутиным. У него такие же были глаза. Над пологом кишат комары. В открытые окна сруба несутся пьяные крики с берега. Перед моими глазами всплывает географическая карта. Сюда одна дорога летом— тысячеверстная река с севера, с юга не пролезешь до зимы через болота. Убьют, когда кто узнает... Но в дороге нет бессонницы. И крепко засыпаю до утра. Вспоминание. Немного не доезжая устья Чежапки, на правом берегу Васюгана есть высокий яр, весь покрытый веселым березняком и буйной высокой травой. В солнечный жаркий полдень шла моя лодка бичевой противоположным берегом Васюгана. Бичеву тащила по обыкновению женщина, мужчина поку­