Сибирские огни, 1926, № 1 — 2
— Да, хорошая, богатая изба и на красивом месте стоит. Мне говори ли, что жил тут остяк Павел, богатый был. В карты со всеми1играл. Дом по ставил, а нынче весной помер... А что? — У Павла Марья в работницах жила. Своя старуха была у него. А с Марьей жил. Года два жила у него. Ни что делать не стала. Разжирела. Антон увидел, захотел в жены взять Марью. Припугнул и уговорил, увез к нам. А месяцев через пять у старика баба умерла. Он к Ивану Корнилычу при ехал, да оттуда давай Марью к себе манить. Марья говорит: «не уйти от жи вого». Ну и сговорились. Остяченка тут есть молоденький, да русский один, да еще остяк. Посулил им Павел в пять рублей золотой царский. Тут ка к раз лес плавить Иван Корнилыч нанял артель, Антон согласился да те трое, да еще которые. С’ехались, пить начали. Ночью все навеселе были. Антон по-своему делу за амбар пошел. Онк его там схватили, резнули ножом— побег, еще рез нули, он кричит, бежит. Но пьяные, кто услышит? Мы все пьяные были. А, может, слышал да не помел кто... Там его и зарезали. Утром Марья пла кала, убивалась, а сама к стгрику ушла. Только немного прошло времени, и Павел помер, кто его знает, отчего. Скоро помер. Она одна при ем и была. Вот потом и пошла к Ивану Корнилычу в работу. Если не присудят, все равно ее убьет мужик мой... Утром я сказала ребятам, гто узнала про Марью. Они это знали, да что про свои дела рассказывать? Оугяченка сразу проболталась, все по Васю- гану знают. Худое дело может выйт». Она, Марья, хоть и сирота, с Оби при шла, там остякам совсем промысла н* стало. В революцию русские наехали. Она с братьями здесь. Братья тоже, пчди, заступу дадут. У Николая опять злым зверем загорелись глаза. — Я бы за нее, Елена Николавна, даже нисколько не заступился. Тебе старуха не сказала, а ночью, ка к Антона убили, с каждым убивцем в амбаре спала, а по том у со всеми тремя пест кричала, и по амбарам шлялась. Тьфу ее, такую бабу! Мараться с ней! И Павж она отравила. Мы тихо плыли меж лесистых берегов Чекапки, здесь она стала уже и вся глухо заросла травой. Кузнец. \ Мой ямщик— остяк. И очень особенный. Во-\ервых, он холостяк, что так редко встречается среди остяков. И у него поче\ше ремесло— он кузнец. Ему лет 35. Лицо круглое, добродушное. От глаз во ®е стороны тонкие длин ные морщины. На левом глазу бельмо, и им он ничеЪ не видит: когда-то в урмане на ветку напоролся, засорил. Живет он с отв^м и мачехой, остят- кой из далекого Сургута, далеко ото всех. Их юртг— это две избы и амбарчик. Шаманскую домру не успели спрятать и пришлое, мне ее показать. Отец маленький с тощей бородкой остяк. Я знаю, слыш.ла, что он шаман: — Я тебя очень прошу пошама'нить мне. Но он очень осторожен. — Нет, я шаманить не умею. — Зачем же у тебя инструмент этот? — Это дед мой шаманил, а теперь, если приезжает, к-0 умеет, даю шаманить... — Ну ведь ты видел, ка к на домре играют шаманы, ну, съ-рай мне не много. Я хоть услышу, ка к остяки играют.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2