Сибирские огни, 1926, № 1 — 2

Суета, толчея, шум. Бьют воду колеса, тяжело шумит машина, и над всем эш м шумом людской гомон. То там, то ту т мелькают пестрые паневы и вышитые рубахи из-под жел­ тых дубленых полушубков. Это не сибирская серость— пензенские пере­ селяются. Куда? На Чаю. Там родные. Пишут— ничего, землепашествуют. Боязно, но в Пензенской уже жить невозможно стало: — Дубовый лист толчем, да лебеду покупаем. Женщина из Тымского, жена прежнего торговца с остяками, толстая, в черной тяжелой шали пугает: и гнус, и холод, и плохое хозяйство старожилов. От 20 коров полведра молока. Но высокий в лаптях мужик хмурит брови: — Земля есть, ка к хлеба не бу^ет. А в салоне за столиком четыре партийца. Едут по местам. Делятся впе­ чатлениями. Говорят о прошлых героических днях партизанщины и нудности теперешней работы в крае. Мелочи заедают и силы тратятся ни на что. Вое усилия напрягаешь, чтобы не стать грязным человеком, не уйти в сплетни, только отрывающие от общих целей государственной политики. Страшно трудно с этим личным... склоками. Все четверо молоды. Один разлил на скатерть пиво из бокала и покраснел, ка к мальчик. Большой подвиг— ехать в этот трясинный край, на борьбу с вязкой здешней жизнью. В каюте. Крепкий запах духов. Красивая дама. Яркая повязка на темных волосах. Узкие туфельки, шелковые чулки. Рядом старуха. Дама ездила в Томск по делу о только что убитом ссыльном муже. Какая-то интрига между ссыльными—в результате смерть. У мужа было кое-что— заграничная валюта, белье и посланная ею последний раз из Москвы посылка с консервами и не­ сколькими фунтами шоколада. И сама ездит в Томск и обратно. Хлопочет, выясняет. Старуха— ее томская квартирная хозяйка. Лакомятся домашними хрупкими песочниками, угощают меня. Оживленно разговаривают. Ругают «жидов». Многозначительно говорят о «комиссарах». Москвичка рассказы­ вает о своей жизни во время приездов к мужу в Нарым. — Очень скучно. Одно только и удовольствие на тройках покататься. Вот в Колпашево весело— служащих много. Жалуется на грязь, некультурность. — Достать ничего нельзя. Крестьяне здесь особенные— не любят ничего продавать, все сами едят. Хозяйство ужасное: перевозят на все лето скот на луговую сторону и не доят. А держат помногу. Но нужно отдать им справед­ ливость,— здешние мужички умнее и великорусов и малороссов, но ленятся ужасно. Когда-то помещики говорили о крепостных, что те страшно лен:.в >г. Из окна серо-песочная весенняя вода и еще только в почках тал. Сбь кажется огромной желтоводной пустыней, и не верится, что где-то здесь мо­ жет прилепиться человеческая жизнь. Но ка к коросты и лишаи на живой твари,— лепятся серенькие юрты на чуть видном материковом берегу. А иногда среди вершинок тала виднеются серые, мокрые крыши. Каждую весну их затопляет и каждый раз с концом разлива они возвращаются на старое место. Нельма, моксун, осетр тянут обского жителя к воде по весне, ка к земля хлебопашца.