Сибирские огни, 1926, № 1 — 2

Вышел я на берег. А Василий уж кончился. Обшарил я его всего. Донага раздел, каждую тряпку вытряс. Нет соболей. Может кому уж успел передать? Может шаману отдал, может Петр украл? Только нет соболей, и человек уби­ тый лежит. И жалко мне и боязно, ка к бы тунгусы на убитого не наскочили. Не от­ вяжешься потом. Всему отряду навредят. Оттащил я Василия в тайгу. Около реки все мари, да болота трясинные, да чарусы. С версту его тащил и на боло­ те закопал неглубоко, чтоб волки разрыть могли. Сожрут с удовольствием и следы, и кровь залижут. Опять я сел в лодку. Огляделся кругом, не видать ли Петра иль тунгу­ са на душегубке. Нет никого. Пусто, куда ни гляди. Пусто и глухо, и гибло, ка к у меня на душе. Один ералаш таежный. На другой день уж мне повстречались тунгусы со стойбища. Они расска­ зали, что на море японцы шляются и это наши всех тунгусов от моря ото­ гнали, отошли все вверх, в протоки. В протоках и наши стоят. Тунгус один ме­ ня проводить взялся. К вечеру мы на место прибыли. Подвел тунгус лодку к берегу и говорит: — Иди по дорожке, к зимовью придешь, там ваши будут. Пошел я. Тропка узкая, а трава по бокам выше моего росту, так, что мне зимовья не видно. Зато над лугом ясно и гулко, ка к в каменных горах, каждый дых, ка к гром грохочет. Слышу, как будто совсем недалеко дверь скрипнула и говорит кто-то. Голос командира нашего Холкина. — А много ли у нас муки осталось, Филимонов? Что-то про Кузнецова ничего не слыхать. Уж не сбежал ли, сукин сын, с золотом. Хотя не должно быть. А Филимонов, каптенармус наш, ему отвечает: — Муки немного— пудов десять. Кузнецов, верно, уж назад плывет с мукой. Можно бы сегодня ради праздника ребятам по полфунта на лепешки отпустить. Свернул я с тропки в траву и на корячках пополз, чтоб не заметили. Прилег на землю и думаю. Что ж это? Выходит, кругом шаман прав. Только на два пуда ошибся. Колдовство чудесное, Господи, чертовщина какая. А ну, ка к он на меня погибель накликал. Тьфу, тьфу, тьфу! Надо выходить. Я встал и пошел по тропе. Верно, зимовье недалеко за •' поворотом. У зимовья Холкин и Филимонов разговаривают. Увидали меня. Холкин руками развел. — Ба, Кузнецов! Не ждали еще. Что так рано? Что случилось. — Вот что случилось, товарищ Холкин,— сказал я ему тихо и подал за­ писку. Он прочел и свистнул. А раз командир наш Холкин свистнул, значит забота у него на душе большая. Попал я, видно, в самую точку. Взял он меня под руку и повел по тропке. — Ты за нами, Филимонов, не ходи. Ну, Кузнецов, все толком расска­ жи. Что плохого, что хорошего? — Хорошего-то чуть-чуть. Я ему тут же все и рассказал и про Василия, и про записку, и про собо­ лей, и про шамана. Ну все начисто. — Делай, брат, что хочешь, товарищ Холкин, а все это правда. Веришь ты мне, партизану?