Сибирские огни, 1926, № 1 — 2

Уж солнце за пихты цепляться стало, когда я к реке вышел, к самой лодке. Нет никого. Лодка одна. Другой не видать. И ни души. Подумал я, было, что Василий и Петр меня пошли 'искать, а тунгус, не дождавшись, уплыл один. Кинулся я к лодке. Винтовка моя цела, а припасы, видно, разворочены. Шарили, значит. Нет и постельных шкур, ни Василия, ни Петра. — Что ж это, удрали, меня бросили, соболей захапали? Что ж это, га? Кругом беда! Как навалилось на меня это все, от досады безмерной, от кипучей зло­ сти, от страху-великого, стал я на колени и молился богу. Сейчас смешно и стыдно рассказывать, а тогда молился так, что свя­ той бы позавидовал моей горячей молитве. — Вывози,— говорю,— господи, из беды. Помоги из тайги выбраться. I ебе это пустяки стоит, а мне, сам видишь, смерть неминучая. Опутал ша­ ман проклятый. Настигну злодеев— убью. В свидетели тебя призываю. Помолился я и решил по реке спускаться. Будь что будет. Ничего, дру­ гого не придумаешь. К приискам я дороги не знаю, а к ним через притоки плыть надо. К морю же сама река притащит. Плыть надумал я с утра, а то ночью на перекатах, ка к бы не сгинуть. Костер большой разложил от зверья, o r нечисти всякой. Страшна тайга днем, а ночью еще страшней. Завернет тебя всего темь непроглядная, ка к в солдатское черное сукно. Пальца своего не увидишь. Посмотришь вверх, звезды вот-вот на тайгу упадут, до того близки и боль­ шие, полыхающие, словно костры хвойные, в небе горят. Да все без толку, от них не светлей. Ветер трепыхнется,— слушаешь— не зверь ли идет? Тени от костра шаманят, к а к бешеные, и кажется, будто на земле нет ничего: ни городов, ни Сахалина, ни села Рьжовского, ни людей большое множество, а только я один, и весь мир— гаига. Так у костра, не смыкая глаз, прождал я ночь. А на рассвете сел в лод­ ку— и айда. Уж как плыл, что рассказывать? Через перекаты несло, ка к в пропасть. В тихих местах греб так, что еще теперь спина болит и на руках волдыри. Быстро меня сносило. На второй день утром уж стал я примечать, будто до моря недалеко. Видно мне, ка к по берегу тропка оленья идет. Еще день-два и на место приеду. Чем дальше плыву, тем больше меня забота одолевает. — Что ж это я про соболей окажу? Где их сыщешь? Ведь не поверят и пришьют, ка к следует. Командир наш Холкин— человек серьезный,и шут­ ки с ним не пошутишь.— Прикарманил,—скажет,—и к стенке. Хоть бы при­ карманил, не жалко было б, а то ведь у тушусья проклятого за пазухой. Уверенность у меня такая, что соболя у Василия Рябого. Оттого и удра­ ли гады... В полдень, только обогнул я речное колено, смотрю, вниз по реке тун­ гус идет. На спине у него свернутая шкура. Мне только зад да башку видать.. Знакомый зад и походка знакомая. На реку человек не смотрит и меня не слышит, потому что река гудит в камни, ка к ветер по тайге. Под'ехал я ближе и узнал. Василий! Он и есть. Нацелился я в него из винтовки и крикнул. — Стой, Василий, стрелять буду. Он повернулся, и шарах—в тайгу. Как уж я выстрелил, даже не помню. Не целился ведь совсем, да и с лод­ ки какая стрельба. А вот, поди же, застрелил. В самую макушку попал.