Сибирские огни, 1926, № 1 — 2

Что делать? Дальше ехать, назад ли возвращаться? Переворот! Знаем мы эту штуку. Сами делали. Смерть и погибель. С мукой ке скроешься, за пазуху ее не спрячешь. Поймают: «куда, кому?». Амба! Будешь землю носом рыть. И кто такой Мак Магон тот самый? Генерал какой, верно, уж очень имя интересное. Назад ворочаться,— что Холкин скажет? Муку-то тунгу­ сам отдали, а отряд без припасов. Тоже гибель. Плюнуть разве на всю эту лавочку? До приисков недалеко. Добраться, тунгусов отпустить— и, лататы, дать деру на Зею, там на Амур, в Благове­ щенск, и затеряться в свете великом, ка к кулик на болоте. Велика Сибирь бродяжная, а Рассея еще больше. Кто сыщет? Богатство со мной, на целый век хватит. А товарищи? Революция— ведь дело артельное? Срам-то ка кой , господи. Подлая думка, а так и сверлит, будто червь землю, в самое сердце забирается. Соблазн! А что ж делать-то? Сел я на заваленную лесину, свернул табачку, закурил. За мыслями, видно, далеко ушел. Даже реки не слыхать, тихо, будто в гробовине. Дай хоть,—думаю,— пока один, золото, да соболей перевяжу покрепче. Растегнул я рубаху и вьинул первым долгом соболей. Они у меня в чер­ ном сатиновом платке были завязаны в узелок, в ка ки х бабы гостинцы носят. Посмотрел я и будто сердце колуном расщепили. Один узел развязан, и соболей нет. Меня в пот ударило. Я за пазуху— нет. Кругом шарю— нет. Завертелся я галькой на перекате. Вспомнился мне тут шаман проклятый. Заколдовал, верно, гад таеж­ ный. Недаром про соболей и золото говорил, с Васильем перемигивался. Стой,— думаю,— Василий-то ведь кондратьевскую ш катулку принес. Да, он самый. Как того раньше на зарубку не взял. Ах, стерва, постреляю всех Г Кинулся я бежать к реке. Отбежал немного. В маревое болотце попал. Будто не встречал болотца этого, ка к сюда шел. Стал я. Ка к бы не заплу­ таться. Подал голос. Никакого ответа. Сам слушаю: тишина, молчит тайга, ка к звезда в небе. Вынул я браунинг, выстрелил два раза. Опять слушаю. Ничего. Знаю я хорошо, что тайга, ка к море, страху в сердце не -побит, и до­ рог суматохе не показывает, чужих не уважает. А ей свой только тунгус, бродяга, да зверь. Река должна быть недалеко. Нужно только след найти. Я назад по-своему же следу вернулся к .тесине, на которой сидел. Стал искать. Пойду в один конец— нет, пойду в другой— нет. Будто языком слизал кт о мой первоначальный след. Хоть бы узнать, с ка кой сто­ роны река. Стал меня страх забирать. А от. страху этого хочется бежать по тайге, ка к от погибели. Даже про соболей забыл. Сел я опять на лесину, ка к сидел и думаю:— так вот, куда лицо оборочено, туда мне и бежать. Если не обходил лесину кругом,— мое счастье, значит куда смотрю, оттуда и при­ шел. Ну, а обошел, значит пропадать мне в тайге без ружья, топора и тропки. Винтовку свою я по глупости у лодки оставил. При мне только браунинг. Встал и пошел. Хорошо смотрю, по земле ужом ползу, тайгу высле­ живаю. Пройду немного, выстрелю, авось тунгусы на выстрел отзовутся, и опять иду, чуть не бегу. На мое счастье напал я таки на свой же след. Ка к заметил след, сам не знаю. Лег я на него, целовал и плакал. Для таежного человека, один след,— и вся дорога, ка к на руке. Далеко я в тайгу зашел. Уж ка к выходить стал, взял в руки браунинг и думаю:—баш ку разобью, а со­ болей верну.