Сибирские огни, 1926, № 1 — 2

яться, освобождается из-под ареста, то сказанные бумаги выдать ему обратно с распиской». На этом же «постановлении», вслед за подписями' членов комиссии, Щапов расписался в том, что «бумаги1, отобранные у меня в г. Иркутске, полу­ чил обратно»*). 7-го же ав 1 -уста был послан генерал-губернатору Западной Сибири сле- дущий рапорт: «Следственная комиссия, представляя вашему высокопревосходитель­ ству копию с постановления своего, состоявшегося 5-го августа, относитель­ но неприкосновенности к производимому его делу бывшего профессора Ща­ пова, имеет честь донести, что г. Щапов, по мнению ее, может быть отпра­ влен в Иркутск с теми же жандармом и казаком, с которыми был сюда до­ ставлен, только нужно будет переменить им представляемую подорожную за № 605, в которой следует упомянуть Щапова и прописать ее уже не на две, а на три лошади. А та к ка к жандарм и казак снабжены на обратный проезд протонами только на две лошади, то комиссия находит возможным додать им прогоны на третью лошады из сумм, отпущенных ей на расходы от главного управления. Щапов 5-го августа освобожден из-под ареста и впредь до от­ правления в Иркутск отдан под надзор члену комиссии подполковнику Рыкачеву». Щапова освободили и обратно водворили на жительство! в Иркутск. Так закончился тот эпизод из жизни Щапова, который связан с воз­ никшим в 1865 году следственным разбором дела «о злонамеренных действи­ ях лиц, стремившихся к ниспровержению существующего порядка в Сибири». *) Хотя судьба Щапова была уже решена, тем не менее Щукину, вызванному на допрос, комиссия предложила для ответа следующие два к Щапову относящиеся вопроса: 1) «об'ясните, как часто бывал у вас Щапов и как часто вы бывали у него?». —Щапов у меня не бывал ни разу, а я у него был раза четыре или пять. 2) «Какие причины побудили вас оклеветать Щапова, что будто бы он писал найденную у вас прокламацию?». —Желание скорее решить дело, чтобы не страдали невинные, побудило меня догадкой узнать автора прокламации, что оказалось несправедливым и бесчестно с моей стороны. Одиночное заключение довело меня до этого. Щукин, заметим, вообще давал крайне недобросовестные и злостные показания. Чтобы выгородить себя, он оклеветал не только Щапова, но также многих других лиц, совершенно непричастных к делу. Впоследствии, когда дело было уже закончено, Щукин, до ареста ратовавший за идеи сепаратистов, подал всеподданнейшую просьбу, в которой раскаивался в своем преступлении и просил помилование.