Сибирские огни, 1926, № 1 — 2

эпизод из жизни л. щлпова. 143 стихотворение?». Я ответил: «Эти стихи сочинил я». Тогда меня просили об­ ратить внимание на подстрочное примечание; в нем было сказано, что это стихотворение было написано Щаповым в тюрьме при III отделении». «Уличенный примечанием,— продолжает Потанин,— я должен был при­ знаться, что это стихотворение не мое. Затем ввели Щапова. Он приковылял к столу, на котором лежало мое письмо, и написал в своем показании, что это стихотворение действительно он написал во время заключения, что топча же сделалось известным третьему отделению и хранится в его архиве». В слишком безобидной форме и не совсем точно передает Потанин этот инцидент. Рассказ Потанина показывает, что время вытравило из его памяти некоторые весьма существенные детали. Прежде всего отметим, что, если бы действительно в писыме Потанина имелось подстрочное примечание, указы ­ вающее, что Щапов—автор стихотворения, то вопрос об авторстве разрешил­ ся бы сам собой, и следственная комиссия не ломала бы голову над тем, кто именно' может быть автором «возмутительною» стихотворения. Следственная комиссия, добросовестно отмечавшая каждую мелочь, не преминула бы, во всяком случае, хотя бы словом, намекнуть, что в письме име­ ется подстрочное примечание, уличающее Щапова. Утверждаем, что в делах следственной комиссии такого намека нет. Лишь Щ укин направил внимание комиссии на Щапова, ка к на автора стихотворения. Потанин говорит затем, что на вопрос: «чье это стихотворение?» он будто бы прямо и сразу ответил: «эти стихи сочинил я». В действительности же на вопрос: « кто сочинил эти стихи и откуда вы списали их?» Потанин, ка к это видно из его собственноручной записи, первоначально так ответил: «Щапов. Откуда достал, не помню, но не от самого автора, с которым не был знаком». И затем, ка к бы одумавшись, добавил: «Достоверно не знаю, Щапов ли писал, так мне передал тот, от кого я получил стихи». Когда же был введен Щапов, который со свойственной ему прямотой и решительностью кратко заявил: «я остаюсь при прежнем своем ответе», то Потанин, которого, очевидно, познакомили с этим ответом, сказал: «Действительно, стихи были получены мною в*другом виде, и я сам варь­ ировал их для усиления. Подлинный экземпляр мною потерян». Ка к видим, Потанин на очной ставке приписал себе только вариант стихотворения. Сомневаемся, однако, чтобы вариант был действительно сде­ лан Потаниным. Вероятнее всего, что Потанин, не зная о показаниях Щукина, подумал, что именно он является главным виновником привлечения Щапова к процессу, а потому, чтобы загладить свою вину перед «историком», решил приписать себе авторство варианта, дабы снять со Щапова всякое подозрение. Во всяком случае, сам Щапов остался удовлетворенным показаниями Потанина и, очевидно, ничего предосудительного не нашел в том, что Пота­ нин не указал на него,, ка к на автора стихотворения, тем более, что это вовсе не было тайной. «Щапов,— говорит Потанин,— так мирно протянул мне руку, что я совершенно успокоился»*). *) Находим излишним в статье, посвященной Щапову, вдаваться в подробную оценку того, как Потанин держался во время следствия. Это мы сделаем в специаль­ ной статье. Здесь же считаем только необходимым отметить, что Потанин сделал следственной комиссии «откровенное признание».*