Сибирские огни, 1926, № 1 — 2
.тая, ка к о т старого гриба, на солнце паром вье гся и дымом стоит. И нет че ловека кругом. Взяло меня раздумье. А ну, ка к не доедем в пять дней— крышка. За берешься в трущобы и по реке не выберешься. Пропашешь, как вошь в бане. Встал я на нога и спрашиваю у Петра. — Скажи, друг, есть ли до приисков здесь хоть одно человечье жилье? Верно ли мы путь держим? Смотри, ка к бы не заплутались, застрелю. Показал я ему на браунинг, вынул его из кобуры и раз, раз, все восемь пуль в дерево' недалечко всадил. Он только сквозь зубы цыкнул. А Василий подошел к дереву, посмо трел, оскалился. — Хорошо, капитан, стреляешь, только худо думаешь и зря пули тра тишь, и зря человека и зверя в тайге путаешь. Худо есть! — Ах, ты, шельма,— говорю,— да ту т кругом не только, что человека или зверя, а и духу божьего- нет. — Зверь в гости к человеку не ходит, а человек недалеко. Вой. Меня не то радость, не то оторопь взяла, но думаю: «врет». — Где,— спрашиваю,— чего морочишь? Гляжу и Петр шестом тычет. — Вон, вон. Глаз твой плохо смотрит. Хоть острый глаз у меня с малолетства был, а ничего заприметить не могу. — Дым, дым, человек. Насилу увидел. Верно, на краю не то дым костровый, не то прель таежная. Так-с, оно хорошо. Хоть какое ни на есть, а все-таки человечье жилье. — Налегай,— кричу,— на шесты налегай. Далеко -ль плыть? — Солнце над сопкой станет, там будем. Часа три по реке плыли, потом в протоку свернули, потом еще в про точку под самой тайгой поплыли и стали. В тайп,- вошли. На -реке хоть солнце видать, есть куда глаз поставить, а тут ка к в погребе. Ушли вверх горой лесины вековечные. Поедом ест хвоя всякое солнце, а вниз к корню не пускает. Оттого темно и прохладно здесь и идет от земли тяжелый мертвый дух, и трава на ней не растет. Пустил я тунгусов вперед, а сам следом иду. Как сказать, на грех масте ра нет. Дальше пореже пошла тайга. Вышли на полянку. Вся она будто снегом оленьим мохом покрыта. На полянке под пихтой олень стоит. Рога— что зыбка, ноги— что 'нитка, глаза, ка к у святого на иконе, и морда удивительная. На шее у него ремень сыромятный, а на конце ремня колодка привязана, ка к раз про тив голени приходится. Далеко в такой сбруе скотина не ускачет, однако от медведя может свободно уйти. Не хитро, да здорово оленье путо устроено. Вижу я это и думаю: «Однако, в самом деле, человек недалеко», и по щупал на груди золото и соболей. Подозвал я Петра и Василия, поставил их по бокам себя и говорю: — Вы смотрите у меня, мои хорошие, к кому ни придем, чтобы все по- русски говорено было. Как замечу, что по-своему лопочете, голову оторву, ей богу. Да еще Еперед меня ни с кем не говорить. Я спрашиваю, я и отвечаю. Поняли? Крутит головой Василий. — Понимаем. Чего боишься, капитан? К тунгусам придем. Тунгус худе не сделает. Как с ним по-русски говорить, если он не знает.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2