Сибирские огни, 1926, № 1 — 2

Передовая общественная мысль проникала в то время даже за ограду церковнослужителя. Ольга Ивановна воспиталась в семье протоиерея. Но она работала и участвовала в круж ках революционно-настроенной молодежи. Ольга Ивановна была знакома с сочинениями Щапова и, еще не зная его, про­ никлась к нему чувством глубокого уважения. Встреча со Щаповым укрепила эти отношения. Узнав о высылке Щапова, она категорически заявила, что едет вместе с ним в Сибирь. Ольга Ивановна была человеком исключительных моральных качеств. Простая деревенская женщина назвала ее праведницей. Это был только что нарождавшийся тип передовой русской женщины-революционерки. Такие люди, к а к Ольга Ивановна, тогда шли в народ, шли на активную политическую борьбу, шли в неравную борьбу за свои убеждения. Влияние Ольги Ивановны на Щапова было самым благотворным. «Сама Ольга Ивановна было многострадательным воплощением,— утвер­ дительно могу сказать, почти идеальной чистоты души, чувства, мысли, со­ вести, искреннейшей прямоты и редкой твердости, самостоятельности и энер­ гии характера, доходившей поистине до стоицизма в лучшем его значении; была живым воплощением, олицетворением истинной демократичности, вы­ сокой гуманности и честности». Так характеризует Ольгу Ивановну сам Афанасий Прокофьевич. В Сибирь Щапов ехал охотно. Возможность увидеть свою родину, вера в сравнительно короткий срок пребывания в Сибири, вера в возможность на­ учной работы— скрашивали факт высылки Щапова. По приезде в Иркутск, Щапов пишет свои научные работы, собирает исторический и энографический материал и проч. Но и тут его не оставляют в покое. Его привлекают по процессу си­ бирских автономистов и везут в Омск на допрос. Улик против Щапова не оказалось, и Щапов был оставлен в покое, но подозрение во вредном сепара­ тистском уклоне мысли осталось. Чем дальше жил Щапов и чем больше он знакомился с сибирскими нравами и сибирским обществом, тем труднее ему становилось жить. Щапов не мог молчать: ему нужна была аудитория, но ее не было; ему нужна была библиотека— ее также не было; наконец, ему нужно было куль­ турное общество и его также не было. Щапов оказался блокированным не- обЧ.тными пространствами Сибири и тупостью окружающей среды. «Туземность, можно сказать, полудикарская, полуживотная, положи­ тельно была не подготовлена, не развита к чему-либо возвышенно-идеальному Сибиряки и сибирячки, даже наиболее образованные или самохвально вели чавшиеся туземной местной интеллигенцией, всецело поглощены были эгоисти­ ческими семейно-родовыми и своекорыстно-скопидомскими интересами. Поневоле, в течение нашего десятилетнего пребывания в Иркутске, мы с Оленькой жили отрешенно от общества. Да, собственно говоря, в Иркутске и не было, да и доселе нет общества в строгом смысле этого слова, не было и нет общества органически-однородного, цельного, самобытного из самого себя, только лишь под влиянием внешних цивилизующих импульсов генера­ тивно, последовательно, нарождавшегося и развивавшегося. Все резко-состав­ ные элементы сибирского общества не только разрозненны, расплывчаты1, но и взаимно антагонистичны». «Если вы,— продолжал Щапов,—природный сибиряк, но измененный влиянием науки и европейских социальных идей,— то хотите ли вы примкнуть