Сибирские огни, 1926, № 1 — 2

— Конечно, бывают понимающие единицы. Они, в таком случае, не в счет... А так-то, сколь я ни сиживал— а бывал я в разных тюрьмах— завсегда эту гордость я примечал... Ямщик, молчаливо похлестывавший лошаденку измочаленными вож­ жами, круто обернулся к нам и неожиданно вставил. — Гордые— оттого што люди чистые и правильные. А ты ка к думал— што вор, што аккуратный человек — все едино? Не-ет! Этак-то не резон. Не резон!.. Высокий качнул головой и снисходительно сказал. — Молчал бы ты, чалдон! Тоже в рассужденье лезет! — Философ!..— хихикнул хромой. о , Остальную дорогу до ближайшего станка мы ехали молча. В Илире, хоть время было раннее и до следующей смены лошадей было недалеко, не- дельщики заартачились: — Нету лошадей! Пущай ночуют. Пришлось заночевать. Нас всех троих устроили на ночевку у очередного крестьянина, ко то ­ рый на завтра собирался повезти нас дальше. Мы поужинали вареной картош ­ кой, рассыпчатой и горячей, и солеными, едко-пахнущими ельцами. Я выта­ щил из своего мешка сахар и угостил им своих спутников и хозяев. Чай пили долго и сосредоточенно. От железной печки, источавшей гудящий жар, от это­ го большого самовара на столе, о т сосредоточенных и спокойных лиц, о кр у­ жавших стол,— от всего этого исходил ка кой -то своеобразный, давно не­ испытанный уют. Я разогрелся не только физически, но и ка к-то внутренне, душевно. И я видел, что и мои спутники тоже размякли в тепле и в домаш­ ней размеренности- и бесхитростном порядке мужицкой избы. Хромой после паужина весело сцепился с бабами—он оказал им какие- то ценные услуги ло-домашности и скоро стал обладателем старых, но еще крепких вязаных варежек. Он трещал неумолчно и азартно в кути в то время, ка к высокий, сомлев в тепле, тихо мечтал о чем-то возле железной печки. Вечер едва-едва только начался, ка к хозяева наши стали укладываться спать. Бабы постлали нам всем троим общую постель на полу, хозяин, на­ смешливо прищурившись, сказал мне: — Ничо, паря! Теплей спать будет... Вы, видать, непривышный, ну да уж как-нибудь ночь-то проспите... — Просплю!— согласился я и поблагодарил хозяев за постель. Скоро все в избе, кроме нас троих, улеглись спать. Хромой куда-то сбегал и, когда вернулся, что-то скороговоркой и неразборчиво для меня ска­ зал высокому. Тот молча мотнул головой. Мы посидели молчаливые и скучные возле печки. Потом хромой зевнул, потянулся и сказал: — Что-ж... и всамделе—поспать, что-ли!? Высокий, не отвечая ему, подошел и опустился на постель. — Эх, бабу бы!— вздохнул хромой:— В самый раз бы теперь после голодухи! — Ты! облезьян!— фыркнул высокий:— Тоже о чем думает! Слякоть!.. Я разделся и лег с краю. Свой кошелек с четырнадцатью рублями— весь мой капитал— и часы я положил под изголовье. Потом вытянулся, натянул на себя свое одеяло и попытался задремать.