Сибирские огни, 1926, № 1 — 2

ко мне и два раскаленных угля— два глаза с непередаваемым выражением следили за мною, за каждым моим движением, каждым шагом. Я не понял выражения этих глаз—но почувствовал какое-то безумие в них, и мне стало жутко. Это бодрствование среди всеобщего покоя, эта на­ стороженность, запечатленная во всей фигуре, в высоко поднятых плечах и су­ дорожно' ухватившихся за спинку койки руках, этот полуоткрытый рот, из которого выбивалось свистящее дыхание,— .все было так странно и неожидан­ но, что я отвернулся, доплелся до своей койки и поскорее улегся на ней. Я недолго полежал так, отвернувшись от странного больного. Потом меня потянуло—взглянуть на него, узнать, что он делает. Я взглянул— и сно­ ва встретил то т же неотрывный, настороженный и испуганный взгляд. Ка к будто больной все время, беспрестанно глядел на меня, следил за мною, ждал чего-то... Ночь я провел тревожно. К болям в горле прибавилось вот это необ’- яснимое, что шло от бодрствующего больного. Я мало спал. И когда бы я не попытался крадучись, внезапно взглянуть в ту сторону, где стояла койка па­ рализованного, я каждый раз обжигался горячим, непереносимым, ка к мне тогда казалось, поблескивающим взглядом безумных глаз. 3. Утром проснулся я разбитый, с обостренной болью в горле. Я припом­ нил то, что было ночью, и хотя, собственно говоря, ничего особенного не слу­ чилось, мне казалось, что ночь была полна ка ко го-то значительного сложно­ го содержания. Я поискал глазами моего больного. Он в это время полз, ка к и вчера днем, вслед за служителем. К а к и вчера, арестанты, мимо которых он проползал, гадливо подбирали свои одеяла и бушлаты. Он полз торопливо, но на этот раз я успел лучше разглядеть его лицо, поймать его взгляд. Это бьгл взгляд загнанного, затравленного пса. Когда он скрылся в дверях, я перегнулся к ближайшему соседу по койке и спросил. — Что это он?.. Но еще прежде, чем он успел мне ответить, по удивленному и даже уко­ ризненному взгляду моего соседа я понял: — Лягавый!.. Как же я это сразу вчера не понял? Разве трудно было определить с первого взгляда, что это презираемый среда арестантов, преследуемый ими «стукач», предатели начальничеокий наушник, шпион, которых, раз разобла­ чив, тюрьма выбрасывает из своей среды, заставляет убираться в «сучий к у ­ ток», или, если удастся, убивает? — Мне стало стыдно самого себя— эх, ста­ рый тюремный сиделец, а такой вещи простой сразу не сообразил?— и я пере­ стал расспрашивать о лягавом, о его парализованных ногах, об его прошлом. Днем доктор полазил в мое горло своей щеточкой, потом меня увели в операционную, там меня живо скрутили, прорезали нарыв, промыли и от­ пустили обратно в палату. — Дня два проболтаетесь здесь, а потом можете снова гулять себе в свою камеру!.. Я эти два дня проболтался, отдыхая от боли и ощущая блаженное чув­ ство выздоровления. В эти два дня я уже проще и спокойней разглядывал ползучего больно­ го и подмечал каждый штрих, каждую -мелочь, связанные с ним.