Сибирские огни, 1926, № 1 — 2

Друзья, друзья, и ваш не верен круг. Теперь мне дорог скит самоизгнанья, Событий мира мой не ловит слух, Для сердца меньше мук и содроганья. К безглазой критике я безнадежно глух, Со мной мой труд, а в золотой досуг Я часто ухож у на луг беспечной лени Внимать напевам смутных вдохновений. Тенистый сон— мой кроткий тихий друг, Шатер спокойствия раскрыл у изголовья. Когда он йархатом задернет окна глаз, С какой отрадою, блаженством и любовью Я пью тогда мгновенной жизни час. Моя постель— ка к пестрый луг с цветами, Моя постель— тень кедра в летний зной. Гроздь виноградная с забвения волнами С туманом темным в чаше пировой. Проснусь и весел я, и тепом и душою! Струей серебряной лицо и руки мою И полотенцем белоснежным тру. Луч радости сияет надо мною, Ка к ясная роса на травах поутру. Надев тулуп, скорей, скорее в горы И предо мной в величьи солнца даль, Долин и гор сребристые уборы, Иртыш в броне— бугорчатый хрусталь. Мне там легко!.. В раздумие влюбленный Смотрю закат, иль пышную зарю. За радость жить, коленопреклоненно, Кого-то я, любя, благодарю. Люблю, люблю мое уединенье, Люблю седую, острую скалу, Молчанье гор и взлеты вдохновенья, Поэзии таинственную мглу И строй стихов свободно-величавый, Как моря шумного размерные валы. Созвучий сладостных весеннюю дубраву И образы—крылатые орлы.