Сибирские огни, 1926, № 1 — 2
— А они за вами в тайгу. На Сахалине вон японцы всех тунгусов на шахты погнали. Тут он Макария и припер к стенке. Посмотрел Макарий вокруг на все свое племя. Старики ему головой кивают и лопочут что-то по-своему. Макарий рожу скорчил, гордость на себя напустил и говорит: — Если они за нами в тайгу пойдут, то мы на зверя умеем охотиться и стреляем изрядно, можем попасть в кого угодно, только бы глаз видел, хоть и грех солнцу кровь человечеокую показывать. У меня и от сердца отлегло. Хоть раз по-человечески сказал. Стали потом о разном разговаривать. Муки-то, оказывается, тунгусы уж давно в глаза и не видывали. Дрели— ни аршину, палатки берестой латают, на белку охотятся с десятью дробинками. Зарядит одной и лупит. Так метит, шельма, чтобы дробинка и в белку попала и в дереве застряла. Лезет потом на дерево и ножом из лесины дробинку выковыряет и опять ее в дробовик. Ведь, что ты скажешь, до чего нужда к искусству приучает. А что едят? Муки нет, так они рыбу сушат, сушеную на камне сме лют с олой'никовым орехом, смешают и лопают. Стали про оленей спрашивать, нельзя ли наподмогу нашим к приискам верст за двести пригнать табунов пять. Куда там! У самих одна ничтожность: по два, по три оленя та семью, а у кого и совсем нет. Показали, где сосед добрый живет— послали к аянским тунгусам. У них там,— говорят,— по 1.000 оленей на семью. Счету стадам не знают. Выбрали т у т же на сходе сельсовет, да и разошлись. А к вечеру товарищ Холкин распорядился купца Кондратьева, урядника Моисеева да попа Никодима арестовать. Зацапали мы их голубчиков и по садили в пустую избу под замок и караул. А сами к ним с обыском и пошарили. Добра-то нашли у стервецов ой-ой, ка к много. У купца муки одной пудов двадцать, да припасов охотничьих, да пушнины отборнейшей—куча, у отца Никодима—не меньше. Визгу бабьего сколько было, господи упаси! О. Никодим,— тот сразу, бах— все начистоту. — Ничего не таю, что нашли, все снаружи было, и половина тут ка зенного. И верно, заведывал он в ту пору казенным складом. А купец Кондратьев,— то т на хитрость сперва пустился. — Моего,— говорит,— ту т самая малость. Остальное сами тунгусы ко мне в склад попрятали. Усмехнулся командир наш Холкин и говорит — Ну, что ж, тунгусам ихнее и отдадим. Кондратьев хоть росту пустяшного, а видно мужичек не дурачек и жи листый, серый весь, будто золой обсыпан, вьюном та к и вертится. — Зачем тунгусам возвращат.,, разве народ это. И та к кругом мне должны. Эх, да что тут говорить, только бы в живых остаться, все отдам. Мое это все, своим горбом, родные товарищи, заработано. Я сам, если хо тите знать, рабочий,— да-с, деповской слесарь, а теперь в купцы запи сался. Берите все, товарищи, фабьте, не жалей, ребята, так мне и надо—не будь буржуем. Кликните-ка мне только тунгуса Василия Рябого. Он из тайги мою ш катулку принесет. Господи, соболя там какие, невиданные. Холкйн мигнул мне косым глазом. Кликнул я тунгуса Василия. Сказал ему Кондратьев что-то по-ихнему, тот мигом с глаз скрылся, мигом и явился со шкатулкой.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2