Сибирские огни, 1925, № 4 — 5

— Ждала я письма, горегорькая, а вот и дождалась, бедная. Растош- ным-то мне тошнехонько... Как теперь милу соколу весточку подать? Утерла глаза кулаками и голосом сердитым: — Там поди адрес был... Как теперь ему письмо то послать? Вместо ответа Конон старческим голосом начал: — Сбываются пророчества святые: яко в книгах написано, так и идет. Внучек мой богоотступник, предотеча антихриской. Перед иконой встал, крест старческий занес. — Господи, владыко многомилостивый, царь нибесный, покарай про- тив тебя помышляющего... Максим сзади отца за руку... — Не кляни, родитель, может это ишшо не он писал. Ныне всяки люди-то есть ведь, может, какой узнал от ево про нас, вышло чо там у них, вот он и сдумал досадить. Старик вырвал руку. — Ни лезь, Максим! Прокляну всех сообщников его и заступников его. Аверьян покачал головой, плюнул в угол и вышел из дома. Печка протопилась, угли золой таяли. Конон Лукич окуривал печку из жестяного кадила, на горячих углях которого горел ладан. Крестился на иконы, низко кланялся, три раза крест-на-крест кадилом махал, и опять крестился. Из горницы принес стеклянный графин, с водой святой крещен- ской. Три раза с молитвой покропил ею печь. Парасковья под порогом рассуждала. —Чо эко сделалось с им тамока?.. Дома-то вон какой хороший был. Кажной праздник в моленну ходил, дня не пропустит. Василиса без удержу плакала, шашмура ее сбилась на затылок. На- против сидела Паланька, Паланька думала: — Правду и братко пишет. Не было бы шашмуры, дак Василиса была -бы ишшо бассе. VII. Росло брюшко у Паланьки, как ни подтягивала его—все заметнее и заметнее становилось. Бабы на заимке стали поговаривать, в догадки пустились. Перед масленицей, когда утречком одни с матерью в избе остались, Парасковья Паланьке пробуркнула: — С тобой, девка, я замечаю, чо-то не ладно есь?.. — Чо не ладно-то, все ладно, кака была, така и есть,—ответила дочь, посматривая на живот. — А это чо у тебя?—мать ткнула кулаком в живот Паланьки. Паланька сойкала, покорчилась, шопотом мать изругала и голосом сердитым, громким: — Видишь, так што спрашивашь! Гороху моченого об'елась. Парасковья стыдилЩдочь. — Бессовестна твоя рожа. Ни совестно шарам-то?.. Да де жо слы- хано, чтобы наши девки робят носили? Всю породу нашу опорочишь! Кон- фуз заимке. Вот отец узнат, он те шкуру-то спустит. А дедушка-то чо сделат! Внучка Конона Лукича найденыша принесла, на все горы позор старику. Только с заимки прогнать такую скотину. Палашка оборвала грубо: — Не прогоняйте, так уйду, не житье мне т у т о га у вас тоже.