Сибирские огни, 1925, № 4 — 5

Нечесанная, вся в клочьях изорванного до-нельзя сарафана, сидела она бессменно в уголке, держа На груди левую руку, а правой гладила ее и баюкала: — А-а... бай-бай-бай! Спи, Сенюшка, сыночек! Ее ничто в мире не убедит, что Сенюшку пьяный казак швырнул в пену водопада, что не успел мальченка и крикнуть. Ей же все чудится, что ревет ребенчишка, не затыкая рта, и баюкает Анка, изнемогая от жалости, левую свою руку, кутает ее тряпьем. Анка не видит каменной клетки. Анка уж до самой смерти не почует горя, только 1 бы вот перестал плакать Сенька. Жизнь так яростно сжимала всех в железной своей горсти, что привык- ли через несколько дней и к Анкиному безумию. И сам Сеньча перестал пе- чаловаться над своей бабой: ей сейчас легче всех. Сеньча первое время будто разучился сидеть. Все ходил или топтался на месте, мотался из угла в угол, как зверь в клетке. Все стояла перед глаза- ми густая, нежнорусая прозелень всходов, травы, жирные, богатеющие травы, что остались на произвол судьбы... Первые дни кипело сердце Сеньчи, изры- тая самые горькие укоризны Степану и Марею. — З...а у вас зуделись, дьяволы! На месте не усиделося... Усиди вы на ме- сте, не ходи бы на форпост, не было бы случая такого... До самой смерти бы прожили в вольносте... Случай гиблой, все случай... Эх, мерзавцы худоум- ны... Неразумны враги мои... Сеньча убежден был, что все дело в «случае гиблом». Степан, обхватив колени руками, увещевал Сеньчу печальной ух- мылкой: — Эх, головушка! Сам же баешь, что на вас, горстку людскую, чисто, как войной пошли, Хто-ж сильнее-то? Мы аль они? Дворяне, купцы, попы... — Нет, народушко сильняе... Чать, наро,душка тыщи тыщ, а лиходеев сотнями сочтешь... Вмешался Марей. Запавшими глазами строго глядел на Сеньчу. — Тыща тыщ... можа ишо боле народушка-то работного да хрестьян- ского... А токо, видно, дороги себе ишо не знат... Простер высоко большую исхудалую руку, показывал куда-то вдаль. — Вот пройдут времена и будет дорога-путь гля народушка... Все ра- зом по ей пойдут... Тучей, громом кинутся... Сеньча, бегая топочущим шагом, впивался острым взглядом в серые, впалые лица. — У нас чо... дороги не было? Работы не ладили? Степан усмехнулся: — А жить умели, скажешь? Лад был крепкой? По прутику кажной тянул... Жить не умели... Сам говорил, как рудничные ребята ушли... Сеньча хмурился: — Плохо гля себя старалися... — Хе!.. С собой одним пропадешь... Не-ет, верно, Мареюшко... Тучей пойдет народушко... Сеньча вздергивал плечами: — Когда ишо будет! А мы вот погибай... Марей поглядел на подслепую глубь окна с решеткой под самым потол- ком. Морщины расправило на лбу. — А я вот, парень, колда малым был, помню: учил меня тятька запря- гать... А у малого-ж в башке дурь робячья... Повелит мне тятька лошадь зап- речь. все чо-ненабудь не так: то хомут криво, то дуга, то шлея не ладно... К