Сибирские огни, 1925, № 4 — 5

Когда открыта глаза, уже вечерело—падало солнце углом на белые из- разцы печи. Подняла голову и встретила веселый взгляд Гаврилы Секеныча. Тут же кругом стояли все: Мария Николаевна, горный ревизор, Фирлятевские, офицеры, даже повар у двери... — Ну, наконец-то очнуться изволила! И поцеловал ее в лоб. — Ну... ну... вставай, вставай, героиня наша! Кругом что-то гудели, смеялись, спрашивали о чем-то... Одурманенными глазами обвела вокруг: — Да что-ж было-то?.. — Хо, хо, хо!.. — Ха, ха, ха, ха-а.„ — Вот молодец! А Гаврила Семеныч, поднося ей к губам стакан вина, сказал торжествен- но: — Да ведаешь ли ты, глупенькая, какую услугу ты всем нам оказала! Благодаря тебе пойман негодяй Степка Шурьгин, бунтовщик и богопротивник и с ним двое бергалов беглых... Прищелкнул языком, похлопав Вериньку по плечу. — Тихоня, думали мы, а вон как хитра!.. В самый раз крикнула... Мер- завцы к коням... А те возьми, да и понесись... Я кричу солдатам: водки вы- качу, лови!... Они наперерез... Стрельбу подняли... Один из негодяев щуплой такой, козявка, перевернулся, замер, в ногу ранило... Я тщусь Степку сло- вить... Он было вот-вот коня поймал... Двум солдатам руки успел прокусить, подлец... Он вот-вот на коня сядет... ан нет, подлая душа! И господь против , тебя... Т-тр-рах! Его- ранило в плечо... Старика же связать успели... Сел с размаху в кресло, поматывая головой: — Уж устал-же я!.. Батюшки-и!... Господи, благодарю тя, еже сатисфак- цию мне устроил! В подвале было полутемно и сыро. Сруб глубоко врылся в землю, в окне же была двойная решетка: железная и деревянная, отчего в глазах нудно ря- било и жгло веки. Со стен текло, пол был ослизлый, как больная слюна. Пленники молчали, навалилось давящее каменное спокойствие. Было ясно: отсюда не убежишь. Только возился все Аким. Ныла нога, рвало рану. Он весь дрожал от холодных слизких струек, что подтекали под него. Прерывисто покряхтывая, подсовывал под себя гниющую солому до тех пор, пока окончательно не изне- мог от жара и забылся в бреду. — Пропадем, сказал глухо Марей. — Видно так. Старик ни в чем не упрекал Степана. По его остановившемуся взгляду и серой бледности лица он понял, как пришибло сильного парня. В окне мелькнули солдатские сапоги. Дернулся всем телом Аким: — Служивенькой-ой!.. Братец... Наклонилось, заглянуло любопытными глазами щекастое, лоснящееся потом лицо. — Чево тебе? Пошто орешь? Аким захрипел пересохшими губами: