Сибирские огни, 1925, № 4 — 5

Осуждал и Марей: — Ты о девке городской не думай, парень. Сердце у человека воро- шится по жисти... Така кралечка шелкова не гля нашего бытья... Прослышал Удыгай про конные раз'езды внизу у каменных подножий гор и затосковал Удыгай. Пришел на становье русских, принес берестяной туес арачки, покло- нился и спросил, что они хотят теперь делать? На поляне обширной черная земная грудь уже иоросла нежным густым волосом зеленым,—обильны взошли всходы. А подальше, на пологих взгорь- ях паслись стада Удыгая; щипали траву молодые, крутозадые жеребцы, пере- валивались тугими боками еще не отелившиеся коровы, а бараны и овцы рас- текались вверх и вниз, как бело-пестрые разымчивые волны. Отпил Сеньча из туеска и хлопнул Удыгая по понурому плечу: — Ниче, мило-ой! Бона хлебушко-то! От благодати хто бегать учнет... Нихто нас пальцем не шевельнет. ч Кержак Алеха и остальные, что подружились крепко с Сеньчой, под- хватили перекликом: — Мы чо... и подать заплотам... — Отче гля свово'народушка не предоставить... — Чо подать? Токо дай нам по свому разумению жить, не трожь... — Мы хресьяна, а не тати какие... И успокоился Удыгай. Вечером зарезал баранины и велел позвать всех на угощение. Попроси- ли гости молодежь, песен. Удыгай не соглашался: теперь невеселы песни у ал- тайцев, хотя в старину певали люди так же полно и радостно, как птицы. Но очень настойчивы были просьбы, и Удыгай согласился. Споет-де сначала ста- ринную песню: Мягкая шерсть у баранов. Ой-ой! Густое молоко у кобылиц Эй-о-ой! Рад мой нареченный достатку моему. Эй-о-ой! Радуйтесь со мною, верные друзья! Оо-эй-эй! Удыгай доживает свою жизнь, скоро будет о« обременен днями. Много любил жен и жены любили его за приветливый нрав и хозяйственные руки. Много народил Удыгай детей и, хоть и быстры они и крепки, как выводки ма- ральи, тревожит их судьба старого Удыгая. Все беспокойнее становится на Алтае, и не стало- уже людей, которые помнили бы прежнее приволье, когда разводили алтайцы свои стада, женились, охотились, слушали мудрость своих камов и умирали, насыщенные днями среди вольных и цветущих гор. И были дни, когда никто не сгонял алтайцев со становий, не отнимал их лугов, не уводил лошадей и баранов,не сжигал аилов, чтобы рыть и взрывать девствен- ный камень, ища там золото, руды и драгоценные породы. И преисполнилось сердце Удыгая такой острой печалью, будто до-верху наполнили его колючими осколками стекла и камня. Чтобы не забывала молодежь горькой судьбы, запел Удыгай старую пес- ню, что родилась среди пожарищ, плача и раззорения, когда пришли русские рыть и дробить твердыню гордых гор. Пел Удыгай: