Сибирские огни, 1925, № 4 — 5

— Эк, дурья башка стоеросова-а! Ловют бродяг, да татей, а наше хре- стьянское дело сторона... И другие видя бодрость Сеньчи, отмахивались от докучных дум—стоит- ли лишний раз мутить голову, если от земли скоро -пойдет пар, и соловьино запоют ручьи по жирному бухтарминскому чернозему. Из главной же конторы по всем форпостам разослан был строгий при- каз: «...посему требуется всемерно усилить караулы и конные раз'езды, дабы преступная чернь с заводов и рудников 1 , коя долг свой ради бегства постыдно нарушает, наказание бы должное понесла. Следить всемерно за дорогами, большими и малыми, усиливать дозоры и всякого бродягу непотребного вида уводить в форпосты, откуда оный на суд препровожден будет. Сие особливо на ответственность начальников форпостов возлагается. Начальство неради- вое в поисках беглецов, само должным образом понесет наказание...». В форпостах началась суета и строгость суровая. Солдатам давали вод- ки и табаку, варили жирные щи, выдавали новые canqrn, ибо приказ говорил: «...людей-же ублаготворять чем можно, дабы при поимках делали так, как законы российские" требуют». По просторам проезжих дорог, на опушках лесных, в кустарниках ма лых троп, начатых от заячьих следов, за угорами у певучих Алтайских рек—всюду рыскали раз'езды из форпостов, повинуясь одному курчеватом\ росчерку пера в сухих руках кавалера Качки. И кто считал, сколько сотен- бергалов было поймано раз'ездами, коли народушко в Алтайских деревнях и поселках плодится и множится, подобно колосьям, овцам и траве.' Никогда еще главная контора ни одного канцеля- риста не утруждала подсчетами, сколько народу покалечилось и перемерло, и уж никому в голову не приходила мысль сосчитать, сколько бежит народу приписного с заводов и рудников, как растут с весны на весну эти толпы беглых бергалов, и сколько их, едва хлебнувших сладкого вольного ветра* переловили раз'езды с форпостов. Спустишься ниже на пологие скаты и слышно, как рвутся выстрелы, как noi каменистым тропкам цокают копыта. В горной же долине уже множились хлопоты и надежды. По приметам, хорош выходил год, сытый, обильный обещал урожай. У Степана же будто стала уходить сила. Сам удивлялся, отчего тяже- лей стал на ногу, двигаться ходко не охота, голова мутная, а как услышит трескотню с дороги, так екнет сердце, точно начнет его кто с тихой злостью уминать, жамкать, словно пальцы тесто. Недоброе что-то чуяло сердце. Гор- ное каменное крыльцо казалось обманным, а хлопоты по домашности стали не- любы, как все равно человек ненадежный, что хоть и с тобой, а знаешь, что и уничтожить и обидеть тебя может с глазу на глаз, что таится в нем разбой. Степан работал с тяжкой какой-то развалкой, даже точно сгорбился, смотрел исподлобья. Раз вспылил на него Сеньча и вспылил крепко. Готовили под пашню новый участок: выкорчевывали, выкапывали, подрывали большие кам- ни, крепко прижавшиеся за века к родной черной груди земли, выжигали упрямые пни. Острый глаз Сеньчи заприметил, как вяло тревожит землю ло- пата Степана. Черный от дыма, потный и злой, нарочно прошел Сеньча мимо Степана и шибко толкнул его локтем. — Ты чо... слюни-те развесил? Хто так копат? Баба брюхата ладняе справит.