Сибирские огни, 1925, № 4 — 5

— Ты, не похохатывай... И в Бухтарминской стороне царски крепости есть. Сеньча раздул ноздри и громко прыснул, оглядывая всех изумленно-ве- селыми глазами. — Меле-ешь, паря! Крепости-и! А мне на их тьфу-у! Да видно-ль де- ло, штоб с Бухтармы людье, как бычка по веревью, сташшить можно назад, в главну контору? Кто-то даже крикнул обидчиво: — Чать, в своих избах живем I — Потом, кровью их понастроили... — Мы, таперя хрестьяне бухтарминские! Сеньча обрадованно нахлопывал ладонью по коленке: — Во, во! Верно-о!.. Мы чо, разбойники? Убивцы? Ну, потреложили ково малось, дык не без сщету, для обзаведения!.. Без обзаведения-то нам не можно никак. Василий Шубников тихонько свиснул: — А, кожа, и не надобно вовсе обзаведения-то нашему брату? А? — Может, как камень на шее!., буркнул Степан. Сеньча уже расходился. Запрыгала скула возле уха. Весь напружил- ся, точно что хотели у г его отнять. — Я всее жисть, как собака прожил... Туто вольны места... дык неужто без домашности быть? Марей сожалеюще качнул головой: — Эх, мило-ой! Чо мы, знам, а?.. Запамятовал, аль нет, коль люди сказывали, быдто на Бухтарме ни казаков, ни солдат, ни форпостов, ниче-де такого нету. Ан—вишь! Есть! Степан опять угрюмо обхватил руками колени: — Гляди-гляди, про нас раскумекают... — Бро-ось!—уже стихая, сказал добродушно' Сеньча,—давай, робя. в празднишной вечерок душу отведем... Показывал своего сына, что лежал в дымчато-рыжих шкурках алтай- ской белки. — Каков парень-ат? Сбитень?.. У-у, голопузо-ой! У-у... родно-ой!.. Семеном мы с бабой его нарекли... Тоже Семен будет, да уж только по-дру- гому жить учнет: на приволье хозяином, а рабской бергальей доли и не нюх- нет. — Пиво медовое, жбан дегтярной!..—насупившись вздохнул Марей. Дружная шла весна. Лысели косогорья и снег оседал книзу тонкими, раздерганными хлопьями, как старая овечья шерсть под стрижкой. Чернели дороги. Над ними с гамом кружились птицы. Нескончаемо выпевала капель. На охоту еще ходили, еще ладно шел зверь. Рассчитывали битую пти- цу и шкуры сбывать бойким змеиногорским и бийским скупщикам, чтобы к пахоте «сбиться на сошки да на железишко опять-же». Не раз Сеньча сам видел внизу раз'езды из форпостов. Но уверенность Сеньчи была так-же крепка, как и тысячелетний камень, на котором стоял Сеньча. — Ишь, ездиют вить и вправду поганцы! Язви их душу! — Погоди, вот и сюды доедут!.. Тут свирепел Сеньча: