Сибирские огни, 1925, № 4 — 5

Добыли как-то черной ночью из форпостовской оружейной магазеи нес- колько ружей, пороху, пистолетов. Замки были ржавы, а сторож уснул так крепко, что и не слыхал, как его связали. Тут пошло -легче. Скоро железа добыли вдоволь—окружили обоз купече- ский, что вез для складов рудничных железный и скобяной товар. И всем страшнее всех добытчиков казались двое: корявый старик с грозными глазами, словно у древних пророков на иконах, и рослый, широко- грудый молодец, сероглазый, с русым клоком курчавых волос над медно-заго- релым лбом. Они распоряжались спокойно: — Нам во-как надо. Подбери руки. Не лезь зря. Добывал Марей истово и важно, как богу молился. Иногда скажет по- том кто-нибудь: — Эк, как ты ему руки-те, дедка стянул даве... чать, больно? Вроде как злой ты бываешь... — Ниче, сынок. Жисть наша ишо злей. А человек по жисти. К заморозкам встали на. горной поляне новые избы, курные, теплые, с милой горькотой от дымной топки. Сеньча оглядел домовито все добытое и дал совет: — Кумекаю, робя, будя!.. Хватит. Чать мы не разбойные какие. Да и неровно попадешь, как кур во щи. Сеньча оказался самым хозяйственным из всех. Точно менялся он на глазах. Прежде слова спокойно не скажет, все злобится, весь дергается, а тут как-то стойко утих, остепенился. Словно сразу накинул на себя мнэго лет мудрости и опыта. Весь ушел Сеньча в хозяйский свой обиход, прежде всех все обладил, даже о бане позаботился. Жаден был на работу, никогда рук не опускал: колотил, подколачивал, тесал, строгал. Когда Анка хотела ему помочь, шутливо-грозно отшугивал ее: — Поди, поди, откель пришла!.. Моей силы и на тебя припасено... Анка, щурясь от солнца и приглаживая свои светлые волосы, шла враз- валочку в избу. Е,е лицо посвежело, округлело, порумянели бледные губы. Анке приятна забота мужа—ждала Анка ребенка. Думала о нем часами и в первый раз в жизни стыдилась перед мужем говорить о «робенчишке». Сеньча слушал, хмыкал и выстрагивал палочки витые для ребячьей зыбки. — Ниче, баб, все куды хорошо- будет... Вот станет сынушко наш в ба- сенькой зыбке качаться... чать, мы тож не хужей людья всякова-другова, понимам, игде приглядно, игде нет. Ревниво оберегал Анку от всякой лишней работы. Чать, ты у меня онна... другой не достану. А в легкости да без бабы не жисть, а скукота. В гроб пойдешь, ниче не возьмешь, а живешь—губа меду просит... А парень у нас вырастет вольной, сам себе набольшай. Как в домашности, так и во всем остальном оказался Сеньча всех обиходнее и удачливее. Зверь на охоте попадался ему добрее, рыба ходче шла в сети. И все просили у него советов, как сходнее что сладить. Василий Шубников как-то сшутнул: — А помнишь, Сеньча, аль нет как мы братьям Шушиным-те деньки укоротали зимусь? Не снятся, ась? Сеньча багрово вспыхнул и зло сверкнул глазами на товарища: — Будь ты проклятяшшой! Чо вытянул? Волк не с радости охотнику на горло лезет... Я был волк товда... а теперя я домашной, пальцем никого не трогану... »