Сибирские огни, 1925, № 4 — 5

Из бокового затопленного входа, как проходишь, понесло как-то тухлым. Думали—сырость. Маркшейдер велел, наконец, поправить кишку и выкачать воду из боковой малой штольни. Когда откачка подходила к уже к концу, все вдруг охнули, дико тараща глаза: в углу с мотыгой в полуразвалившейся руке лежал человек весь размокший, об'еденный кры- сами, захлестанный кусками тинной плесени, жалкая и отвратительная ку- ча черно-багровых кусков рваных мускулов и обнаженных костей. Пальцы его разложившихся рук скрюченно впились в землю, а зубы остыли в стра- шном оскале. По старой пестрой тюбитейке, прилипшей к голове, узнали в нем пропавшего башкира. Видно, его схватила тут холера и он умер один. На утро сорок человек скорчила, била холера. Спасти было нечем. Их сожгли,' полив смолой. Когда маркшейдер велел итти буравить сквозь этот боковой вход, толпа отшатнулась от штольни. Маркшейдер приказал нарядчикам гнать рудокопов в штольню. На руднике поднялся вой, ропот, гроза отчаяния. Никто не хотел по- терять последнее—жизнь. Всем она вдруг стала мила. Никто не хотел итти в штольню. Маркшейдер, с пистолетом за поясом, свирепый, с трясущимися щека- ми, вышел на поляну, где гомонила взбудораженная, орущая, вдруг цепко возлюбившая жизнь рудничная толпа. Маркшейдер топотал ногами и по- ставил дуло пистолета навстречу оскаленным ртам, горящим глазам, хри- плому дыханию сотен людей: — Отче в штольню не идете? А? Упокойника испугались?.. Вас даром кормить надобно? А? Штоб я не слыхивал больше сего... Итти в штольню и ништо боле! Загремело в ответ: — Сам-то спустись туды, кикимора! — Тамо зараза! — Покеда ядуча штольня, не пойдем! — Подыхать до сроку кому охота... — Сам то спустись туды, кикимора! — Кобель барской... — Поттираха купецкая... Маркшейдер поперхнулся, закусил губы и большими шагами пошел к дому, трусливо поеживая спину, куда попало несколько мелких камней. Еле успел маркшейдер шепнуть начальнику солдатского отряда, что- бы тот зашел к нему домой. Там, суетливо угощая щекастого малого в тугом мундире, придумывал маркшейдер, как «взять варнаков под ноготь». Малый в мундире сказал уверенно, пыхтя над своей кружкой медовухи: — Пущая поорут. Кашу пойдут варить, дык мы их из ружей под з..,..ы так пальнем—не порицаются боле. Фадей Гуляев на этом и успокоился, засев в домике под охраной ча- сти отряда, а в калитке, по сержантскому совету, велел выставить «алень- кую старую пушку... которая не стреляла, но про это рудокопам не было известно. Отсиживался Фаддей Гуляев в чистеньких комнатках, топал и шикал на глупых щеглов, что пересвистывали на все лады, как на зло ему, озабоченному, разволнованному до-нельзя, верному заводскому слуге. Неизвестно, в который раз подходил к горке с серебром и вынимал из шкатулочки драгоценное послание его высокоблагородия, обербергмейстера