Сибирские огни, 1925, № 4 — 5
Где оказалось золото, оттуда люди в зеленых прусских мундирах и треуголках пушками, пожарами, кнутами согнали алтайцев с насиженных становий, не внимая даже краем уха отчаянной мольбе горных жителей, неуклюже падающих на колени в старых своих малахаях... Не знало пощады золото. Темные, шершавые от застарелых мозолей руки рудокопов отдава- ли золото в пухлые ладони рудничных начальников, а от них шло оно, окруженное пушками и свирепой казачьей стражей, в главную контору Колывано-Вознесенских заводов. Там оседала часть золота, чтобы началь- никам барнаульским проигрывать сотни целковеньких в бостон, носить тонкое заграничное сукно, женам их ходить в шелках и кружевах и чесать сытые языки острой сплетней заводского «света». Назначение же золота окончательное: Северная Пальмира—Петербург, сверкающий, как многогран- ный алмаз, величаво раздувшийся паук с паучатами на теле огромной кре- стьянской страны. Петербург—город балов, наук и искусств, что холят для избалованного глаза Европы, город парадов, победно-трескучих маршей, непобедимо-грозной, непобедимо-тупой военной муштры, что и на далекой сибирской окраине порождала людей-кукол в прусских мундирах, бездуш- ный механизм военной славы государства Российского. Все это ждало, требовало, пило, жрало золотые потоки. И Алтай из шершавых рук рудокопов слал свою долю золота в далекий северный гра- нитный город. И потому, как верный раб гранитного города, горластый, с тяжелыми, как медными кулаками, маркшейдер Фаддей Гуляев, жил на пригорочке, в чистеньком белом домике с красной железной крышей, теплом зимой и свет- лом, как фонарь, летом. При домике садик с сиренями и беседкой. В светлых оконцах за крахмальными занавесочками, в нарядных клетках пели, щебетали щеглы и канарейки, любимцы крупичатой, румяной и очень мо- ложавой жены Гуляева. Рядом с домиком—павильон в три комнатки, для приезжающего на- чальства. И павильон и домик обведены высоконькой решеткой, и всегда тут стража. Боялась рудокопов маркшейдерова жена: «разве же люди сие? Злыдни грязные». Домик с павильоном на пригорочке, как холеная курочка, что брез- гливо отряхивается среди грязного двора. Кругом же на руднике грязь, вонь, сырость. Если с цветущих пред- горий посмотреть на полуразвалившиеся бараки с обомшелой гнилой кры- шей, то походили они на больших раскорячившихся пятнистых серых жаб, что замерли на земле от удара сапогом. Стояли бараки в глинистой котловине, где никогда не просыхала во- нючая, липкая грязь. На круглом площадке, утоптанной шлаковой галькой, стояли колья для костров, где (рудокопы грелись сырыми вечерами и варили себе еду. В бараках пол был земляной, скользкий от больных плевков, та- бачной жвачки и глины, что приносили на себе босые ноги рудокопов. Курослепов рудник почти весь был из «ссылошных», приписанных в нем было немного. «Ссылошные» были со всех концов государства Российского: влади- мирцы, рязанцы, туляки, орловцы, московские, уральские с необозримых Шуваловских и Демидовских земель, украинцы, татары, крымчаки—разно- речивый, разнобытный народ, что в жесткую, глумливую охапку схватила жизнь и бросила в глухое это горное гнездо, где ищут золота.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2