Сибирские огни, 1925, № 4 — 5

VII. Курослепов рудник. 'Если поглядеть с высоты на Курослепову гору, то увидишь глыбищу каменную, оглоданную с краев, изгрызанную изнутри острыми мотыгами и лопатами человечьей жадности. Полукругом обошла глыбищу болотная топь, где летом тучами кру- жится, налипает на тело ядучая мелкая мошкара, а болото цветет осле- пляюще-ярким зеленым ковром, устилано бархатами мхов там, где топь не- проходима и засосет в хлюпкую, бездонную глубину всякого, кого потянет вступить на ласковые зеленя болот. Зато через широкую долину, в сторону Змеиногорья, возвышаются гордо-ровные, цветущие горные склоны. Взбираться весной по их извили- стым тропкам-—задохнешься сразу, с непривычки, в пахучем воздухе, теплом, будто пронзенном ароматами горных цветов. А окинешь взглядом горные цепи—будто застыли в беге волшебно-пестрые волны чудной камен- ной реки, и сторожат их покой высокие, тонкие, как девушка, раскиди- стые алтайские сосны и кедры. А-ах, хорош, хорош Алтай веной!.. Белым цветет дикое вишенье, яблочки и боярышник. Кивает из тра- вы рыже-розовый кизильник, желтый курослеп. Большие красноватые чаши Марьина коренья жадно пьют свет и'тепло. Будто туманясь и темнея от скрытой тоски, наклонил свои сизо-розовые цветы пьянишник боровой, печальник горный. Одуряюще-сладко пахнет мелкоцветный синий змиеполовник, пряно и нежно доносит можжевелью, что к концу лета покроется густо черно-си- ними бусами сладковатых ягод. А вверху небо—тоже будто огромная голубая чаша, с белыми при- жилками облаков—драгоценный камень, горячий и благостный. Как начнет поворачивать время к лету, реже идут дожди. Так легонько будто ленясь, призакроет солнце тучка, почти прозрачная, тонкая, как раздерганная ку- дель, брызнет, целуя землю краткий теплый дождичек—и снова небо сияет голубой опрокинутой чашей, пронзенной жаром... А-ах хорош, хорош Алтай весной!.. Зато, как глянешь на Курослепов рудник, будто глыбища горы вовсе и не родня Алтаю, и вся земля, и все люди и жилища их чужды и страшны пахучему горному воздуху, цветущим высотам. Изглодана лопатами гора. Копают зеленую, желтую, красную охру, медь, свинец. Всего же упорнее ищут золото и серебро. Золото, золото... Тонкими, блесткими, желтыми жилками, иногда чутешными вовсе, как то- хонький дождевой червячок, лежит золото, прячется глубже в тысячелетних камнях. А люди ищут, ищут... Растревожили стуком, скрипами, охами зеленые дали Алтая, и стоны летят до самых снеговых шапок, девственных белков. Стонали же тысячи серых рваных, всегда грязных людей, с лопатами, заступами, мотыгами в руках. Они как будто срослись с ними. Летом корежились жалкие чело- вечьи тела от холеры, малярии и поносов (так как вода была для питья плохая, а квас жидкий и мутный, иногда не был доварен), катались по земле ночами от злого колтуна в волосах, а в сырую осень мучились нога- ми—и искали, искали золото, пуще всего искали золото. Над ними ви- дела с ранней зари загребистая, громовая матерщина маркшейдера Фаддея Гусева, полуседого уже, но крепкого, словно матерой чурбан из сосны.