Сибирские огни, 1925, № 4 — 5

нулись на них поздеевские мужики и намяли поповские бока по-свойски. Один поп умер, а другой ночью отлежался и убег к своим, в крепость. А с дороги гГослал парнишку чьего-то, чтоб обещание его> передал мальченка поздеевскому люду: пошлет-де он, поп православный, солдат на «непокор- ное, безбожное кержачье за убивство и бунт», а солдаты следа не оставят от Поздеевки. Досказывали, трясясь от удушливых слез: — Вот и бает батьшко наш, старец-преподобной: айда, робятки, умрем смертию мученской, примем венец... Не дадим солдатью измываться над нами, а через геену -души очистим и к Исусу в обитель прямехонько... Так и порешили... глядим с горы, вона оттеда люди с ружьями. А у нас округ села солома уж сготовлена, рубахи смертны тоже излажены... Батьшко-ста- рец приказал нам: поди, робятки, подпаливай. Они псальми поют, а мы округ селышка родного обежали, да и подпалили... И-их... и жисти вдру- гомя дотоль жалко стало... Пробились скрозь огонь... А они все сгорели-и .. О-ох... Сеньча спросил сипло: — Товарища нашего Пыркина Евграфа семейство как?.. — И-и... сгорели, дру-уг! Дуняха ревмя-ревела, не охота быдо сожи- гаться, а отец с матерью ее силком в избу с собой увели, смертну рубаху одели... Алтаец вдруг возбужденно замахал руками, заговорил что-то, разди- рая дрожащими пальцами полуседую бороду. — Пошто он так-то? — А вот ревет... Они с нами рядышком жили... Тута их аил, тута наша Поздеевка... Солдаты-то возьми да и зажги и ихнее жилье... Они жа бежачъ... А се ихний старшина. Удыгай, доброй, больно доброй мужик... Алтаец вдруг пал на колени, протянул руки к гульбищу пожара, весь затрясся' тяжким рыданьем и высоким голосом завел что-то жалобное. Вслед за ним взбудоражился опять, загомонил, завыл обоз... Внизу - же полыхало черно-рыже-красное зарево горящих жилищ. Выл и плакал Удыгай, истошно жалобился обоз, подхватывая и по- вторяя каждый вздох и каждое слово Удыгая. Один из молодых кержаков об'яснил: '' — Се он жалобится... Бает: в родном-де Алтае беглецом надо быть... Вот до чо-де дожил. Степан опять почуял острую, будто свою тоску. Погладил Удыгая по плечу. Алтаец вдруг вскочил с колен, схватил Степанову руку, сжал ее и залопотал что-то, но уже будто возрадуясь, даже засмеялся, а сам огляды- вал всех кругом, и белые его зубы блестели, как дорогой гладкий камень. — Чо он опять? — Он бает: айда-де все вместе доли искать... Ведат он места хоро- шие, богатые... на Бухтарму сведет ладно, и солдата ни онного не учуем, краем глаза не увидим... Знает он все горы... Сеньча- уже тряс руку Удыгая. Оглядел жадными глазами даль, обоз и свою кучку беглецов, рваных, пыльных, худолицых.—Крикнул Сеньча, а за ним все: — Веди! Веди!.. Пойдем... Все будем вместе... Нам Бухтарма—вся жисть.—Веди!..