Сибирские огни, 1925, № 4 — 5

брюхастые, жадные до сборов. И страшнее всего—«за грех» заставят день- ги платить. А откуда их возьмешь деньги-то? Только-бы поп дольше не приехал. Ксюта встряхнула толстой, свалявшейся косой, отгоняя тревожные мы- сли. Затянулась полотенцем морщась, охая и жалея кого то в себе, род- ного, Иванушкиного. Тихонько начала спускаться с лесенки. Мареиха-же вышла на плетень за поскотину, где две кругловоких боль- шемордых коровы согласно замычали ей навстречу. — Ну, ну, ксынюшки-и! Мареиха поставила подойник и хотела было взяться за розовые набух- шие коровьи соски, как вдруг яркое пятно на пригорке у леса заставило ста- рушечьи глаза всмотреться зорко. Ясное дело, это бежала по тропке млад- шая дочка Феня. Старуха мигом узнала ее ярко-синюю паневу с красными полосами на подоле. Мареиха пожевала губами,. нахмурила повылезшие брови и сердито дернула вымя. — Пог-годи ты, паскудница, я те зада-ам!.. Ишь... в новехоньку празд- нишну паневу вздумала оболокнуться... на-кэся! Девок своих Мареиха никогда не стесняла. К вечеру, как только по- ползут тени от крыш по дороге, девки кончали работу по дому и шли вместе с другими на берег Бии, где на высоком нагорьи шумит кедровыми верхуш- ками густой пахучий бор, Мареиху не тэ рассердило, что Феня домой идет на утре, а обидела новая панева—дочь не должна была трепать по лесу плоды долгой любовной старухиной работы на тряских «краснах» в углу низкой избы. Феня шла домой задами. Уже слышны были ее шаги между кустами и хруст веток под тяжелым, плотным подолом синей полушерстины. Еле успела Феня перелезть через плетень, как старуха сгребла у ней с головы платок. — Что... пакосница-'а... богата стала? Хто по лесам празнишну лопо- тину таскает? Хто-о? А гля ча бусо одела? У Мареихи бешено заколотилось сердце от обиды, дала дочери такого подзатыльника, что отлетела Федосья в сторону, боязливо охорашивая от коровьего пойла яркую украсу подола. Опомнясь, сверкнула свирепо темнокарими глазами, поправила драго- ценность заветную, мелкие стеклянные буски, и крикнула звеняще, наполови- ну со слезами. — А колда и то празник-от щитать. Пока молода, да ядрена—вот и праздничай... До твово доживешь, дык ниче не надобно... Чать, я с бережью ношу... Работаешь, словно кобыла, да ишо гульнуть нельзя... Тятя дык жа- лобей тебя, чует, как у младости сердце горит... А ты... словно кочерыга, али пень-колода! Дернула плечами, руки в бока и пошла спешно и сердито ко крыльцу. Мареиха махнула рукой: востроязыка девка, не рад, что свяжешься... Да ведь и то у девок слободских, как придут настоящие года, так и горе: и выдал-бы замуж, а работа как? В свекрову семью прибыль, а от своей убыль горькая. Мареиха полезла руками под брюхо второй коровы. Привычно тянули пальцы тугое вымя. Певуче цыркало молоко в- подойник.