Сибирские огни, 1925, № 4 — 5

сточек жизнь. Нес Марей Сергуньку на спине, подхватив под дряблые коленки—и все казалось, что не к третьему десятку идет Сергуньке, а совсем еще ма- лый несмысленыш беспомощный, и с ним приходится Марею на старости лет жизнь начинать сызнова. Шел Марей и тихонько читал, сквозь захлебнувшуюся душу, две за- ветных молитвы, те самые, которые читал умирающему Евграфу Тыркину. Начал Марей спускаться под гору и дрогнули что-то ноги, весь как-то заслаб. Присел на минутку с Сергунькой, вспомнив, что со вчерашнего ве- чера ничего не ел, ведь бежал, нигде не останавливаясь. Думал, что дома уж поест всласть, что покормит его родная старушня-Мареиха, ан поесть-то и не пришлось. Зачуял Марей, как засосало больно под ложечкой, а от той силы, что вызволяла сегодня Сергуньку, точно отломился огромный кусок и упал в пропасть. Пришла искусительная мысль вернуться, поесть попросить у со- седей, но Серьгунька, потирая тонкие вялые ноги, просил: — Пойдем, тять, ходче... Боюся Лисягина... Шум подымет, мужиков взбаламошит, опять оскалятся... Потом уж устаток заживет, тятенька. И вспомнил Марей, что ведь начал он жить сызнова, подхватил опять сына и пошел под гору. Теперь только пройти мосток через Бию. Узок мосточек—три жер- ди, но Марей смело поставил твердую свою босую ступню на скользкие жерди. Стараясь не глядеть' на юркую, быструю рябь реки, строго гово- рил сыну: — Держися крепче, да молися! — Молюся, тять, во как... Восподи Исусе Христе... Марей, плавно размеряя шаги, двинулся по мосточку. Шел и молился нараспев, строго и ласково глядя на иззолоченно-голубое небо. Железны- ми клещами горечи давило Мареево сердце, но с твердой покорностью, с неистощимым терпением глядел старый Марей в небо, на всю земную кра- соту и молился, смаргивая ресницами скупые, мужицкие слезы. — Заслаб я что-то совсем... И только успел это подумать—треснуло что-то под ногой... Сосколь- знула нога... В голове молниеносно: — Жерди подломились! Подскакнул было на третью, целую, толстую жердь... Хотел откач- нуться... Вдруг ноги потеряли твердость... Режущий вскрик... Брызги... Мгновенная глубина... Холодная еще све- жесть воды... Ослепило глаза... всплыл отчаянно. — Сергунь... Сергу-унь!.. Как во сне в белой пене клочкастая голова сына... В глазах вода... Рот перекошен... — Тя-я... Воюще крикнул: — Сынушко-о!.. Держися!.. Голова сына вдруг скрылась. Казалось, обратилось в лед Мареево сердце. — Игде ты?.. Восподи, милостивый, вызволи-и!..