Сибирские огни, 1925, № 4 — 5

г и, то Пущин, Басаргин и некоторые дру- в этих противоречиях отчетливее вскрьг ие являлись для населения бесплатными вается дух эпохи, верным сыном и пред- адвокатами и заступниками против админи- ставителем которой был Пущин, страции. Яркую картину зарисовывает в • В заключение отметим странную опечат- своих полубеллетристических воспомина- ниях известный сибирский художник и общественный деятель, ученик декабристов, М. С Знаменский. «После прибытия в город (Пущина), все оскорбленное и униженное, охающее и не- годующее начало стекаться к нему, как к адвокату. Уверившись, что дело, о котором его просят, законное или гуманное, брался за него, и письмо за письмом ле- тели. как бомбы, и, в конце концов, он по- здравлял себя с победой».—«Так он делал и всю свою жизнь».—добавляет автор поз- же. «Мне случилось,—говорит он.- встре- тить человека, с восторгом рассказывав- шего, как он, зная Пущина только по слу хам, обратился к нему письменно, прося похлопотать о деле, и вскоре уже полу- чил ответ, в котором он уведомляет, что по письму его сделано все возможное. Пись- мо это писано накануне смерти Пущина». Все эти факты интересны не только для характеристики сибирского периода Пущи- на, но они кладут последний и четкйй ну или описку на стр. 64. «Так прожили друзья (Пущин и Оболенский) в Ялуторов- ске до амнистии, часто видаясь с тоболь- скими товарищами- Якушкиным, Фонвизи- ным и др.» Но Якушкин был так же, как и Пущин, ялуторовским обитателем. Все эти замечания и поправки, конечно, отнюдь не имеют назначения умалить в ка- он кой бы то ни было степени ценность работы С.Я.Штрайха. Вновь повторяем, что считаем эту. монографию образцовой и хотелось бы видеть по ее подобию ряд монографий и о- других видных деятелях декабрьского вос- стания. Для историков сибирского общества и сибирской общественности особенно су- щественно необходимы были бы моногра- фии о Ник. Бестужеве, В. И. Штейнгеле И. Д. Якушкине. Марк Азадовский. П. Тузовский. «Записки рабочего»- (Воспоминания из революционного движе- ния). Барнаул, 1925 г. Стр. 40. Ц. 30 коп. штрих и на всю его фигуру, одного йй убежденнейших общественников среди деК_ З а последнее время в печати мы встре- кабристов, начавшего свой жизненный путь чаем ряд воспоминаний из революционного с деятельности надворного судьи и, по сло- вам современников, сделавшего этот сан священным. Вообще, нельзя не пожалеть, что эти интереснейшие воспоминания остались не- известны автору монографии. В них не мало чрезвычайно важных и существенных моментов для характеристики и Пущина и всего ялуторовского кружка. Несколько по иному освещается в рассказах Знаменско- го и эпизод с женитьбой Оболенского. На стр. 65 С. Я. Штрайх пишет; «Пре- бывание в доме Пущина двоих детей, ма- тери которых обществу были неизвестны, давало повод к превратным предположе- ниям... Пущин, по собственному почину, собрал своих товарищей, и откровенно ис- поведался перед ними, душою страдая за свой поступок, извинительный для лих и неизвинительный в его собственных глазах никакою «женскою назойливостью». Под- черкнутые слова едва ли справедливы. В еще большей степени это было, например, неизвинительно для такого человека, с по- вышенными этическими требованиями, как Е. Оболенский. О дальнейшей судьбе де- тей Пущина в связи с его женитьбой ав- тор не упоминает. Между тем это двусмы- сленное положение продолжалось и в Рос- сии, часто вызывало в обществе недоуме- ние и даже негодование. Так, например, резкую и негодующую характеристику Пу- щина заносит в свой дневник Т.Шевченко. Едва ли была необходимость затушевывать этот момент биографии Пущина; наоборот, прошлого. И все же приходится сказать, что работники революционного подполья в Сибири крайне скупы на слова, не щедры и издательства на выпуск этого рода ли- тературы. Книжка П. Тузовского должна послужить примером и упреком тем това- рищам, которые могли бы сказать много- интересного о революционном движении в Сибири и все-таки помалкивают. Тузов- ский ослеп — и даже это несчастье не по- мешало ему поделиться с нами своими воспоминаниями. Тузовский не был последовательным сторонником какой-либо политической пар- тии. Нет, это просто рабочий-революцио- нер, ищущий знания и революционной правды. Бывал он в революционных круж- ках и у эсеров и у эсдеков, куда только его заносила судьба. Он- революционный бродяга. Для нас интересно, что в психологии Тузовского и в его воспоминаниях есть- нечто особенное, сибирское. Это не выва- рившийся в фабричном котле пролетарий большого города. Это — рабочий мелкой кустарной промышленности, рабочий, вы- росший и воспитавшийся в глухом сибир- ском захолустье, но рабочий и по отцу и по деду; отец маляр, дед государственный крестьянин и рабочий подмастерье Барна- ульского серебро-плавильного завода. Сам Тузовский, автор книжки, также маляр. Из школы он вышел едва лишь грамотным. В политическое движение его вовлек бур- ный 1905 год. Он был арестован в Томске