Сибирские огни, 1925, № 4 — 5
— Всем она, словно мать. Ковда рубахи чинить, никовда, братцы, не отличат. В другорядь мужику свому на последях изладит, а людям наперед. Баба правильная. И Аким Серяков, как только увидел Анкину заботу о нитках, пошел на всякие хитрости, чтобы'их добыть. За работу ничем не просил, кроме ниток, поясняя удивленным бабам: — Ты, тетенька, не шаперься—заплати мне за труды ниточками... Во, как они мне надобны! Ты не гляди, что я мужик... я... я... и чиню сам, я... я... все умею... Ты уж мне ниток-то дай! Баба сожалеюще вздыхала и не торопясь тянула из длинной пасмы кру- ченую нить. Аким пробовал ее на зубах, моргал глазами, жмурился, рядил- ся с бабой, выпрашивая «на случай» еще одну-другую, клял свою беглую долю, «во лесах и во горах» и доходил-таки до слабого места: как ни до- роги нитки алтайской бабе, Аким получал еще. И торжествующе тащил их Анке. — На... сгодится, поди, на шитво-то? Но нитки все же не спасали. Одежу принашивали. Выходило так, что на легкие места приходилось притти совсем, в чем мать родила. Вспомнился как-то на привале за ухой Евграф Тыркин. Крепка была память не только на розги, голод, усталость и матершину, но сохранно, в чистой глубине, залегали в ней доброта, печаль, жалостливая любовь и горькое расставание с тяжкой, но милой жизнью. Вспомнили об Евграфе как надо: каждое слово, движение, вздох, походку, взгляд—все помянули, разобрали по доброму, будто затихая и видя перед собой последние мину- ты Евграфа на Варварушкиной постели. Сеньча вдруг вскочил на ноги: — Слышь, робя! Айда в Поздеевку!.. Недаром, вить, Евграф заве- щанье давал; заходи, мол, к нашим в Поздеевку... Айда, робя!.. Тамо кер- жачье живут сыто-о!.. Марей сказал раздумчиво: — Зайтить можно, только щепотью не кстись... Можа, двухперстным кститься доведется... Василий Шубников махнул рукой: — И-и... А чо мы знам? Которо правильнее: то-ли щепотью, то-ли двуперстье... Токмо бы человек стоил сам... а чо мне поглядушки на ем?.. Я всяких людей на заводе видал... Другой раз татарва рюсского человека до- стойней быват... А кержаки люди ядреные, почтенье к своему любят... Сеньча дурашно шкнул: — Нащет поштенья мы разведем!.. А робить мы горазды... Дайте, мол, токмо, люди христовые, оболокнуться по-человечьи... Не охота в легки места драным притти... Вона Степанушко у нас рубаху снять боится, как сымет, так она и полезет, словно паутина... Посмеялись над Степаном. Правда, ободрался весь, да и вырос будто на вольном воздухе: раздался в груди и в плечах, загорел вплоть до ладо- ней, волосы, не сдавленные дурацкими, мертвыми кудрями парика, стали гуще и буйной пышнотой вставали над лбом. Согласились все с Сеньчой—пробираться на Катунь, в кержачий по- селок Поздеевку, где за работу и в память Евграфа Тыркина добудут себе одежу и в вольготные места придут одетыми.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2