Сибирские огни, 1925, № 4 — 5

Конституция, которую мы с нашим старостой установили, была, что ни на есть, самая «вольная». Коммунистические начала в ней были проведены широко и безоговорочно: передача, хотя бы наиндиви дуальная. идет в общий котел, делится на всех. Из'ятий никаких. И нужно было видеть горестные и недоумевающие мины солидных лю- дей, когда получаемая ими в передаче коробка сардинок шла в тщательную разделку, фунт семги, примерно, делился на сорок пять частей, кусок сыру кромсался на миниатюрные кубики,—и как потом наш староста, сохраняя •свой внешне-невозмутимый вид, выдавал нам всем оригинальные бутерброды, получающие в результате такого уравнительного пользования передачами: на широком ломте тюремной «пайки» в живописном и разноцветном беспо- рядке укладывались, вопреки всяким гурманские законам, кусочек кильки, ломтик вестфальской ветчины, обрезок языка, два-три кубика сыру, хвостик сардинки и т. д. и т. д. Ребята хохотали и демонстративно подчеркивали свой восторг от такого лакомства, тов. Г. М. Фриденсон—наш «старик»—лукаво, потихоньку улы- бался, а бывшие хозяева всех этих деликатесов растерянно переглядывалась и старались скрыть свое неудовольствие. С воли просачивались разнообразные, противоречивые слухи. Ходило, раздражая нас, слово «конституция». Либеральное большинство камеры сма- ковало его, строило планы, мы смеялись раздраженно над ним и хвалились, что самая прочная конституция—это тюремная. Шли дискуссии. Вечером по- дымались споры, скрещивались партийные лозунги и платформы, кипели страсти. А за стенами тюрьмы в это время происходил, как мы потом узнали, ка- кой-то перелом. Всеобщая забастовка, начавшаяся в Иркутске 13-го октября на Заб. жел дороге и охватившая в первые же дни все отрасли труда вплоть до извозчиков, 19-го октября пошла на убыль. А вечером этого дня стачечный комитет выпустил воззвание, приглашавшее всех завтра, 20-го октября, при- ступить к работам. Это переломное настроение, естественно, передавалось к нам в тюрьму в сгущенном' виде и создавало соответствующую атмосферу. Мы чувствовали, что на воле что-то случилось, изменившее течение событий. Либеральная часть тюремного населения тоже волновалась, но в этот волнении читалось нечто злорадно®. — Ну вот, вы толковали: революция, революция! Что в конечном сче- те вышло?.. Мы сердились и, в свою очередь, задирали их: — А где же ваша хваленая конституция?.. А?.. Но вот Тще.м 21-го октября кто-то из заключенных прибежал, сломя голову, из тюремной конторы, куда его водили зачем-то, и взволнованно за- кричал: — Товарищи! Об'явлена конституция! Манифест!.; Вестника обступили. Его тормошили, расспрашивали. Но он только и знал, что в тюремной конторе подхватил кем-то неосторожно оброненную весть о получении в городе какого-то «манифеста с конституцией». Больше ничего мы добиться не могли. По поведению тюремной администрации, сразу ставшей предупредитель- но сдержанной и снисходительной в пустяках, чувствовалось, что слухи эти