Сибирские огни, 1925, № 4 — 5

ибо, как верный слуга государя моего и начальства, о благоденствии оного пекусь, как разумения моего хватает». Секретарь сощурился: — А ведь горазд писать, каналья! Гаврила Семеныч снисходительно хмыкнул: — Зачем-то ведь и платит кабинет сим казуистам божьим... есть случаи, в коих ряса и крест нужнейшими помощниками являются... Ну, что еще там? Читайте! «Еще добавить имею. Оной Аксиньи Осиповой недостойной по блуду сообщник, имя коему Иван Чагин, сказывали потом поселяне, после проис- шедшего всего, хвалился, что убежит в кержачьи тайные поселки—и вправ- ду, оной Иван Чагин, в ночь на день от'езда моего из задержавшего меня требами села уехал верхами, вместе с престарелой своей матерью»... — Тьфу!—громко плюнул на ковер Гаврила Семеныч, яростно расти- рая ногой,—вот дубина! болван длинноволосой!.. Не знает, что в черни на- шей беглой дух сидит заместо разума!.. Не мог сего упредить... а еще поп земель кабинетских!.. Смерды же сии прямо ведь издевку творят... а? Тогда сказали, когда преступник скрылся... Тьфу ты, кутейник вонючий!.. Наплел с три короба... Ну, и что мне сие дело о девках? Ну? Наискучней- шая грубость всех этих c omm e nt cela dire*) первобытных мужицких чувств. Изнеможенно сел в кресло. Протер лорнет. — О-о... сколь низок и свиреп народ наш, сиречь крестьяне заводские!. О -о... Даже порой ужас берет, что бы они натворили, ежели бы им чудо из чудес волю дало!.. Ух! До того сия мысль страшна, хоть и бес- смысленна, что глаза свои жмурю, яко ослепленный... Нет, все-же... поп-то... И как сие происходит, что глуп человек? И откуда столь много дураков на свете? VI. Б е г л е ц ы . Не однажды, засыпая под тихим гудом сосен, вспоминали беглецы зо- лотое небо между зеленей барнаульского бора, треск сухой хвойной пади под дикими ловкими перескоками многих ног, свист дыхания, горячие гл5за, солнечный проток узкой лесной дороги. И теперь, уже через неделю, еще чуяла порой грудь безумную, жарко саднящую тесноту угрюмого торже- ственого молчания этих зверино-лиловых диких скачков, иногда похожих на низкий, надземный лет птицы, только что снявшейся с постылого ста- ' новья. И пока толстозадое градское купечество, начальничьи жены, важ- ное заводское чиновничество, во главе с Качкой и его пышнотелой супру- гой, молились в соборе, а соборные колокола забрасывали звонким зыком иззолоченные дали,—беглецы уже обогнули город бором и, задыхаясь от пота и буйного устатка, на четырех лодках переплывали светлую тихую Обь. И только на заре, в глухом сосняке сделали краткий привал, тесно прижавшись стучащим сердцем к расцветающей земле. Но долго боялись ра- доваться. Будто по уговору, больше молчали, боялись, что, торжествующая радость прорвется слишком громко, обессилит, разбросит силы, такие нуж- ные для этой ходкой, сторожливой ходьбы. Когда переплыли Бию, в первый раз крепко, беспробудно, как уби- тые, проспали в лесу от самых звезд до высокого солнечного пожара на ослепительной голубени неба. *) Как бы это сказать...