Сибирские огни, 1925, № 4 — 5

— Чо ись-то, вытаскали все дак?.. Вышла на улицу, крошки сухарей пособирать. Василиса трои при- горшни сухарей с хлева притащила. Запили водой холодной, ели молча, сопели носами—первый день пасхи, светло христово воскресенье и такая еда. В амбаре на пятрах уцелело два мешочка: один с семенным горо- хом и другой с крупой просеяной. Парасковья затопила печь, поставила варить кашу и горошницу, в деревянной полатухе намочила гороху. В домах заимки плакали дети, заботливые матери кормили их ка- пустой, огурцами солеными, ягодой сушеной. Резали уцелевших овец, свиней, коров. Творили грех б о л ьшо й , - на пасхе резали.—ничего не по- делаешь—тело просило пищи. Ждали еще день, еще ночь и веру в слова Конона, веру в письмо Егора Петровича терять стали. Во вторник пошли Конон с Максимом на маральник. У опоясок нож- ни кожей обтянутые болтаются, в ножнях ножи остроконечные. У Мак- сима за плечами малопулька торчит, на боку натруска калачем болтает- ся. Там лошадь, но лошадь сгодится. Там полтора десятка маралов, до- рогой зверь, но голод не тетка —свое возьмет. Позади кедрачи, впереди небольшой перевал, а там по косогору из- городь высокая, крепкая лепится. У прлсла-изгороаи маральника пятистенная избушка, низкая труба дымом плюегся, с дымом мухи красные вылетают, кверху подымаются и там теряются в изчорози апрельской. — Видно, чагу варит Гурька?—сказал Максим, замети;; дымок. В изоушке сидело двое: работник Гурьян и Паве г В печке кипел котелок. Гурьян скоблил крошки от черного каравая чаги, бросал их в кипяток. Отец с сыном помолились медному распятию, отец с сыном враз сказали: — Здорово ночевали все крешшоны!.. Гурьян, растянув до ушей улыбку: — Милости просим!—ответил. — Как раз чагу пить подошли,—сказал Павел. Отец с сыном не ответили. Конон стукнул костылем в грязный пол, с потолка посыпалась земля сквозь щели. — Хто тя пустил сюда, богоотступник?.. — Сам пришел!—ответил Павел. — Пришел на чужо займишшо, да и живешь, хто тибя знат, чо ты ту- то-ка делашь... . — Худого я вам тут ничего не сделал, а так живу себе и только. Ну, а как там у вас нашшот пришествия-то, колды будет начинаться?.. Лицо старика дернулось, седые брови крыльями хлопнули, долбнул пол избушки наконечником костыля. — Изживу духа ничистова из хоромины сия... Павел не торопясь вышел на улицу. Старик насял на Гурьяна. У Гурьяна в голове, как говорили мужики, винтика одного не хватало, по- тому он и работник зэимочной. Одинокий он—ни своих, ни родных. — Почо ево запустили туто-ка?.. Гурьян глядел на потолок, как бы считая там тараканов бегающих: — Да как без ево-то?!. он чагу варит, сказки сказыват. Маралы при ем лутче как-то, смиренее. С им баско туто-ка. Один зиму жил, как таракан в шиле.