Сибирские огни, 1925, № 3
гун ступенек заохал под шагами, словно предупреждал кого-то о нас. С площадки стало светлее—окна второго этажа были без ставень. Поворачи вая, я почувствовал, как Инна резко вздрогнула, и сам невольно вздрогнул, обернувшись... Чья-то тень скользнула рядом у стены. Это было только зеркало и наше отражение. Вверху теплее и запах полотна и красок. Заси нели квадраты окон. Переплели паркет паутиной лучей, растаяли пятнами на полу фонарные отблески. Вытянулась и белела у стенки мраморная фи гура. Напомнила мне обо всем. Прямо в зал выходила рабочая комната ходожников. Тяжелая плотная материя закрывала вход. Потом стеклянная дверь и опять занавеси. Мы вошли. Я добрался до окон и опустил длиннейшие глухие портьеры. Теперь можно было осветить. Нащупал включатель и сразу все ожило, засияло и загорелось сказачной роскошью. — Устраивайтесь, Инна, я пойду взгляну, же виден ли свет из зала. Вышел. Даже точки не пробивалось сквозь складки драпри. Я вернул ся. Теперь нужно было затопить камин. Я достал за шкафом ворох изло манных подрамников, настругал сухих смолистых щепок и сложил на ре шетку костром. Огонь запылал порывисто и буйно, а я подкладывал в «его куски обмерзшего каменого угля. Труба загудела, камин засмеялся теп лом и дымом. Мы придвинули к нему громадные кресла, спавшие в белых чехлах, и погрузли в глубине подушек. На столик рядом я положил писто лет, предварительно подсыпав на полку щепоточку пороха. Комната давала убийственный контраст и с нашим настроением и со всем окружающим. Здесь хранилось то, что мы не выставляли в общие залы. И Сережа рас ставил и развесил все так, чтобы вещи делали комнату радостной и торже ственной. Дивные итальянские копии Мадонн с картик Мурильо, Рафаэля и других мастеров, в пышных, горящих золотом, рамах дышали со стен. Мяг кие, игривые акварели с Ватто, Фрагонара и Греза висели в простенках между мохнатыми панцырями персидских ковров, ленивых, величественных и загадочных, как создавший их Восток. Изящные статуэтки, воздушные, порхнувшие на пьедестале, разбросались на странных тумбочках и колон ках. Наборы мебели разных старых стилей заняли отдельные уголки этой комнаты, а стоявшие зеркала то в белых овальных рамах, то в рамах из красного дерева, или просто зеркальные плиты с глубиною и холодом хру сталя бесконечно мшжили, смешивали и переливали игру многоцветных и вспыхивающих красок. На полу растянулись чудовищные белые медведи, и шкура тигра под венецианским столиком тепло дремала оранжевым, крас ным и черным мехом. — Вот что, Инночка,—сказал я.—Я жалею, что не подумал об этом раньше... Вообразите, придут меня арестовать, или еще зачем, и най дут здесь, в музее... Тогда история со статуями может показаться совсем в ином свете... И тут же не только подозрение, прямая улика будет про тив нас—забрались, взломав окошко. Значит, и раньше так же забирались... — Тогда мы погибнем... — подумав, сказала Инна, — как сейчас по гибает брат. Мне только вас, Морозка, будет очень жалко... — Знаете, — говорил я дальше, подвигая к огню чайник, — но зря погибать мне все-таки не хочется. А тут можно кое-что выиграть. Если дей ствительно за мной придут, то этой штукой, — указал я на пистолет,—я избавлю себя от всех дальнейших перепетий. А на: случай, напишу письмо,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2