Сибирские огни, 1925, № 3

— Захватите постель, товарищ...—сказал начальник,—все-таки мягче будет... И, приглашая меня отправляться, пробормотал. — Чорт его знает!.. Недоразумение, должно быть... Мороз и тишь. Миры рассыпаны в недоступном небе, электрические фонари обнажают пустое уныние долгих улиц. Мы шли кучкой по мостовой и молчали. На перекрестке скрипел не­ видимый в высоте парус плаката, и тень его колебалась над снегом, как крыло пугливой вечерней птицы. Я шагал и мне не жалко было ни черных, спящих домов, ни открытого неба, ни мертвого света. Я даже не удивлялся, не спрашивал себя «почему», а просто шел, как идет человек на вокзал, к ночному поезду. Вот освещенные по-д’езды и часовые. На этом положен з а ­ рок молчания и тайны. Пришли. До сих пор я видел это здание только сна­ ружи, теперь перешагиваю порог... Сонные привычные люди. Скучливо взглянули и опять за свое. Их несколько в затушеванной полутенями комнате. Сонный комендант, зевая, принимает от конвоя бумаги. Подходит ко мне другой, в валенках. Молча­ ливо обшаривает с плеч до пяток. Показывает на табурет—заполнить анке­ ту. Писать анкеты вошло в обычай. И карандаш, не затрудняясь, пишет по знакомым графам. «Давшие неверные сведения несут ответственность». Так стоит в заголовке. И сколько этих—дававших, сидело до меня на этом табу­ рете, какие бури мыслей бросавшихся на самозащиту, вероятно, просыпа­ лись над плоским и невзрачным листом анкеты!.. Я встал. — Куда его?—спросил вошедший часовой. — Веди наверх. Мы вышли через двор, глубокий, точно шахта. Плоским слоем колы­ шется над снегом свет. Туманны, как привидения, фигуры часовых. Вверху молчит ночное небо. Внизу молчит земля. Я точно между двух разжатых челюстей. Взбираемся по винтовой железной лестнице. Далекий корридор и тусклые пучки огней под потолком. Направо и налево двери, за ними тайна, чрезвычайность и секрет... Где-то сзади в большом невидимом и пустом про­ странстве отдаются наши шаги. Я иду впереди, мой спутник сзади, а между мной и им—укол штыка. — Сюда! Малюсенькая комната, совсем пустая. Часовой притворяет дверь, я кладу на подоконник свое одеяло. Здесь тепло и тихо. — Можно ложиться? — Можно-! Это славно, мне хочется улечься и собраться с мыслями. Я расстилаю одеяло, протягиваюсь на полу. Ощущение—дивное, многие не знают его и на пуховых тюфяках. Под голову—шапку,и я согреваюсь. И сейчас только на­ чинаю понимать, что бессознательно я все время анализировал свое поло­ жение. Таким нешуточным, стало быть, был визит сюда! И только я остал­ ся со своими мыслями в покое, как сразу мне представились всевозможные варианты мотивов к моему аресту. По музейной привычке, я даже подразде­ лил их на категории. Контр-революция? Никак не подходила. Во всяком случае, я за собою ничего не знал. Спекуляция г- Гут, конечно, i решен. Как и все. Купил, например, на днях сюртук лесного ведомства и продал полы от него, сменял их на муку. Но это все не то. Саботаж.-' Не может быть. Пре­ ступление по должности. Должность моя небольшая—сторож и истопник.