Сибирские огни, 1925, № 3

По дороге Сеньча сжал руку Степана: — Ты... мотри! Девку свою не приволокни... Коли удача будет, дык добудешь ее... а тут не моги-и.. Камнем на шее будет. — Не-ет! Зачем? Она ниче не знает. Кто-то маленький заплакал, заскулил в сердце напоследок. В пятницу весь вечер пробыли вместе с Веринькой. Опять жалова­ лась на «самое» и тут же быстро развеселясь, рассказала, как подарила -ей начальничиха веер. — Совсем добрый еще... И пахнет от него так прекрасно. Ах, Сте­ па. Кабы ты попокорней стал... может бы что и вышло... — А слышь, родненька, ежли-бы .. в другое какое место нам с тобой уехать... ты бы поехала? — О, господи, Степа!.. Ясное дело—да... Только чтоб без страху! — Ну... ну... конешно, без страху— будем стараться... Ах, пичужечка -то моя-я... А вдруг бы я, Веринька, со свету пропал, а? Ты бы как тогда? — Ой, Степушка! Что и скажешь, золотой! Субботний вечер пришел, теплый, прозрачный. Падала сизая тень на пруд около берега, а на середине, под падающим солнцем, горел он сере­ бряной плавью, искрился мелкой юркой рябью. Вскручивало на -сухой твердой дороге резвые вьюнки пыли под колясками барнаульского начальства и дрожками мещан и купцов, что ехали к собору. Степан приготовился. В корзинушку сложил белья две смены, хле­ ба, соли, нож, мелочь кой-какую. Горячим лбом прижался к стеклу. Рас­ сеянным взглядом обводил двор, витую решеточку сада, где желтеют гравием дорожки (вчера сам насыпал), распускающиеся тополя, крышу оранжереи, где звонко чирикают воробьи. Кучер Никита, раскорячив большие босые ноги, сокрушенно мотает головой в высоком картузе. Сегодня утром рассказал Степану, как вчера катал начальничиху да горного ревизора, а на ухабе лошади и вспугнись отчего-то, а те двое в друг двужку носом. Вчера бурю закатила взбешен- ■ ная «сама» и пригрозила Никиту продать вместе с бабой и ребятами, чтобы с глаз долой такого кучера. — «Эх, Никитушка, бичевальщик мой. Сказать бы тебе, как от стра­ ха рабского избавиться, да поздно на тебя, по пусту, время тратить. Мо­ жет сам дойдешь, смекнешь для чего горы да реки быстрые на округа». На лестнице дробный стук каблучков. Волочит по полу подштопан­ ные кружева, выцветшего голубого шлейфа, но глаза синие, румянец на нежных щеках, полуоткрытые губы, веселая дрожь черных бровей, разве не сделают они ярким даже сермяжную холстину? Запыхалась. Голову в белых кудрях кладет на грудь. — Степушка-а... мило ой! Что грустен, золотой? Вздохнула, запечалясь на краткий миг, опять улыбнулась чему-то... — У тебя сердце бье-тся как, Степа! Смотрел неотрывно на милое лицо. (Какое нытье поднимет потом ■сердце!). — Вот како дело, Веринька... Пойду... поудить охота, больно вечер- о т хорош... — У-у, Степа! Я с тобой! — Да куда ты? Я ведь далеко пойду, где тишей, ты устанешь... Дай глазыньки, родненька! Бахнул раз-другой колокол в соборе. Густой звук поплыл в золо­ той тишине и растаял где-то над головой.