Сибирские огни, 1925, № 3
• Ss« И больно ущипнул Степана повыше локтя. Пальцы у него были же лезные. Степан неторопно потер руку, чувствуя, что уйти все таки не может. Ответно строго глянул в глаза Сеньче и отчеканил: • — Говорю тебе! Жалею, мол, помочь хочу! Ты глазами-то не зырь! Я такой же хрестьянской сын, что и ты... Вот сброшу тряпку сию—и гляди как работать умею! Скинул камзол, бросив его на кучу шлака. Сеньча уже тянул руку, и взгляд уже ушел вглубь, лицо разглади лось, на губах проступала скупая улыбка. — Ладно-о... Ты лопотью то больно не кидайся, от бар-то влетит... Айда, вона туды, к доскам... Шлепай, ребя, робьте! А мы вот тут впяте ром останемси, будем гроба ребяткам ладить... А ты, шаштой, ступай к упокойникам, палку возьми, собак отгоняй! Крикнул вслед шагающим по шлаково-угольной дорожке понурым' серым спинам: — Слы-ышь! В обед хоронять пойдем! Под ласковым солнечным припеком, в визге, грохоте заводского гулаг вслушиваясь в резкий голос Сеньчи, перекрикивающий шум, Степан чуял в руках силу горячую, охотную, быстроту, ловкость—будто никогда так не работал, никогда дело так не спорилось. Пока вилась из под рубанков желтая пахучая стружка, рассказали пятеро друг другу свою жизнь, скупую на радость, в отдыхе пьяную и забвенную в дикой пляске шинкарского веселья. Один из рабочих, маленький, тощий, с больной завистью худосоч ного человека, хлопнул Степана по его светлокожей, полнокровой, плот ной руке с тонкими золотистыми волосиками. — Эх, и нагулял ты себе! Гла-адок, стервец! Степан усмехнулся: — Чать, гайдука охота имя покрасивше иметь... А сладких кусков- у их хватит. Тощий, подергивая вислым усом, не унимался: — Поди, на перинке и на свет то, те матка родила? Степан вдруг широко вздохнул, русый клок с потного лба отбросил, улыбнулся гордо весеннему небу с барашковыми облаками: — Ха-а-а. . На перине! В закуте я родился, вот где! В закуте мать моя меня родила, некуды боле ей было податься. Гостей понаехало на барски именины, в кажном углу были люди, вот и пошла она с мукой своей места искать-, да в собачью закуту и зашла... Сеньча, откашливаясь, нахмурился: — Злобен у нас, вишь, народушко-то! Ежели же моя харя худа, Дык пусть и твоя не любей моей будет. Вдруг потряс Степана за широкие плечи: ■—■А и крепок-же ты, парень! Ну-кась... руку согни! Эх-х! Вона тут-то... гляди, робя... Тужина какая... Чисто камень перекатывается! Он любовно прикасался к гладкой, блестящей коже, ощупывая на пружившийся мускул. —• Эк, силища, поди, у тя большушшая, паря? Вдруг приблизил к спокойному, сосредоточенному лицу Степана уг- леватые, острые глаза. Зашептал возбужденно в ухо: — Ты, паря, от нас не отставай. Ладно? Приходи седни, хоронять- будем робят... а опосля на гору пойдем, в шинок... Тамо говор будет большой...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2