Сибирские огни, 1925, № 3

— Родненька-а! А ежли моим товарищам-то надеть неча, неужто ж мне в тувалетных баулах барских не порыться? Чать, превосходительство- то счету сему не знают... Кабы вот я продал, да себе на выпивку, а то ведь не так сие... — Да ведь пить-то с ими пьешь? Ах, Степа, Степа. — Да не в питье там у нас дело. Не токмо для сего сборы у нас там.., а для уговору... Вдруг потемнел, хлопнув себя ладонью по губам. С застывшим ли­ цом начал надевать сапоги. Она вдруг сразу почуяла, одним безошибочно-жестоким уколом в сердце, что в первый раз еще он закрыл перед ней свои думы. — Сте-па... Замолк отчего? Скрытничать? От меня?.. Господи-и. Поднял голову—в глазах, новое, чуждое ей, тихой затворнице в бар­ ской клетке. Неудержимо-нежно провел большой ладонью по мертвым кудрям, зашептав над ухом: ■— Пошто сия мертвечина белая на волосыньках твоих, а? Кинуть- бы!.. У-ух! Слушай, родненька. Лзя-ли мне болтать-то, что до многих ка­ саемо? Я, теперя, Веринька, не одиножды живу... Не понятно?.. Я все один думал да злобствовал... о тебе, о себе. А такожде толку ни на грошь.., не добудешь себе ничегошеньки... В товарищах же ежели, дык все воз­ можно—и долю найдешь. Взгляд куда-то вдаль, опять необычайный, не тот, который всегда был для нее одной. Встал, руку положил на сердце. — И ежели с имя что приключится, следственно, и для меня сия кара... Такожде, как говорю, и пойдет отныне жисть моя. Жалко, морща припудренную щеку с мушкой под правым глазом, она умоляюще сложила руки, смотрела упорно и тоскливо в темную глу­ бину его глаз. — Господи! Сте-епа! Все было так близенько к друг дружке... Горе­ сти сказывали свои, любовью, лаской услаждали дни... А тут... я понять сие неспособна, Степа! Так вдруг ты изменился скоро... И с чего сие началось? •— С чего? А помнишь на прошлой неделе в промывальной1) вал сор­ вался, и восемь человек под им раздавило, помнишь? А ты еще булавки покупать ходила и видела на Петропавловской улице переполох сей и мне с ужасом сказывала про сие. Вот с чего началось... Да, вот с того и началось. Не выдержал, почувствовал в сердце ток ужаса. Бежала по улице толпа—любопытные барнаульские мещане—охая, крича и лузгая подсолнухи, торопилась к заводским воротам. Степан по­ бежал вместе с толпой. От ворот отгоняли прикладами два дюжих сол­ дата. Степана же, в гайдучьем его цветистом камзоле с позументами,сол­ даты не посмели остановить. Возле деревянного сарая промывальной гуде­ ла толпа. Изуродованные, обратившиеся в кровавое месиво тела, сырой распластанной кучей лежали на черной, еще не просохшей грязи. Люди в измызганных рубахах, босые, в опорках и лаптях, угрюмо клонили вниз к страшной куче бритые, седые, черные, светловолосые го­ ловы, где каждый волосок смочен вдосталь потом и заводской копотью. ') Промывальная, «коя служит к пробирным работам и действует посредством привешенного вала» (Паллас. «Путешест.» Ч. П.). Таких промывален в Барнаульском заводе было две, устроены они чрезвычайно примитивно, без малейшей заботы о бе­ зопасности труда.